Деда Матвея мы обнаружили на пороге дощатого домика, похожего на конуру. Дедок стругал дощечки и бубнил свое, старческое, безродному псу. Наше появление нарушило идеалистическую картинку: собака подала голос, а дед, цыкнув на нее, необыкновенно обрадовался — любил, когда к нему ходили гости. Я развел руками, мол, Матвеич, прости, я без бутылки, но с прекрасной девушкой по имени Аня. Дедок малость скис душой, но крепился из последних сил.
— А вы купите, — предложила моя догадливая спутница, вытащив из сумочки отечественную кредитку с рыжей подпалиной. — Хватит?
— Этого даже много, — запротестовал я.
— Ничо-ничо, Дыма, — заволновался Матвеич. — У меня трубы горяют опосля свадебки.
— Так когда же была та свадьба?
— И до сих пору горяют.
Чертыхнувшись, я потребовал, чтобы пасечник нес полную ответственность за гостью, которую я оставлю у него на время, и чтобы ни одна живая душа…
— Ни-ни, — клятвенно пообещал Матвеич. — Вы пока медком-то побалуйтеся, — надевал галоши на босу ногу. — Ну я побег, — и живенькой трусцой потрусил в сторону сельпо; пес — за ним.
Мы посмеялись, глядя ему вслед: непобедимый наш народец, протравленный этиловым спиртом и бесконечными экспериментами, не дающим ему жить в свое душевное удовольствие.
— Медку? — предложил я. — Какого вам, юная леди: цветочный, луговой, лесной, гречишный…
— Да, вы пасечник, — восторженно захлопала в ладоши Анечка. — Ой, пчелы!..
— Не махай руками, — предупредил. — И не обращай внимания: они живут своей жизнью, мы — своей.
Я испытывал давно забытое чувство искренней радости. Город протравил выхлопными газами, замарал кровью, притомил пустыми проблемами, а здесь… Синь небес и реки, сонные поля, кислородные леса, жужжание пчел и приятное юное создание, лопающее за обе щеки сладкую пищу богов.
— Хорошо-то как, — потянулся от удовольствия.
— Кстати, а кто такой жиголо? — вспомнила, косясь веселым и пытливым глазом.
Показалось, что в мою пасть залетел пчелиный рой. Ни на секунду нельзя расслабляться, сержант, ни на секунду, черт возьми! И принялся мямлить нечто невнятное даже для себя, потом осенило:
— Дед Матвей — жиголо! Он деньгу у тебя срубил? Срубил. Что очень нехорошо.
Понятно, что девочка смеялась до коликов в животе, однако мне показалось, что даже пчелы жужукают от смеха.
Потом Аня призналась, что знает значение этого слова, поскольку читала романа Мопассана «Милый друг», где главный герой жил за счет богатеньких женщин.
— Фи, какая гадость, — возмутился я. — Неужто и в нашей жизни встречаются такие неприятные типы.
К счастью, появление деда Матвея и пса закрыло тему. Да, я был грешен и хотел упростить себе жизнь до функции сперматозоидного бездушного механизма, однако этого же не случилось? Хотя контракт с дамским клубом «Ариадна» подписан. Как бы тебе, сержант, не пришлось из огня да в полымя.
— Тихо в поселке? — интересуюсь. — Чужие не ходят?
— Тиха, как у мохиле, — жизнерадостно хныкает Матвеич, открывая бутылку водки. — По махонькой, Дыма?
Я отказываюсь — моя рука должна быть тверда в борьбе с мировым злом. Дедом давится горькой: не объелся ли я белены? Меда я объелся, смеюсь, прощаясь с Анечкой.
— И когда ждать? — спрашивает тоном требовательной супруги.
Я смеюсь и говорю об этом. А ты не хочешь меня взять в жены? Хочу, признаюсь. Тогда терпи, и чмокает в щеку. Я чувствую её медовое дыхание и понимаю, что, кажется, парень влип — и крепко влип.
Почесывая затылок, через который мне, напомню, впаяли некие функциональные чипы, покидаю благодатное местечко. Такая вот романтическая история: без меня — меня женили. Если выйду живым из этой диковинной истории, так и быть: женюсь. Аномальная невеста и аномальный жених прекрасная пара. Представляю, какие уникальные детишки могут родиться от такого самобытного семейного союза? Наверно, смогут двигать тарелки с манной кашей да летать под потолком. М-да.
Дед Матвей был прав: поселок автомобилистов лежал в полуденной неге, как теплый кокосовый остров в океане. Покой и тишина, что ещё надо для тленной жизни? Отлично зная улочки-закоулочки, я тенью прошел по ним, не тревожа даже сторожевых псов. Из кустарника понаблюдал за родным подворьем — мать стирала в цинковом корыте, в котором, как она утверждала, я, малолетка, катался со снежной горки.
Единственное, что насторожило: отсутствие сестренки Катеньки и её прыщеватого рыцаря Степы? Надеюсь, не подались они в город?
— Уехали утром, — сообщила мать, когда я предстал перед ней. — Будешь обедать? — Вытирала руки в мыле. — А зачем ружье? Что случилось-то?
— Пока ничего, — отвечал я, сдерживая ярость: можно вселенские миры перевернуть вверх тормашками, а вот сладить с одной маленькой… корявенькой… кривлякой… Ну нет слов — одни междометия. — Меня могут искать, мать, — предупредил. — Ты ничего не знаешь.
— Убил кого? — всплеснула руками.
— Еще не успел, — отмахнулся. — А Тема-сосед дома?
— Вроде, а что?
— Машину хочу взять, — ответил. — А вы бы сами к ним… на сутки.
— Зачем? — смотрела сердито. — У меня хозяйство, а Ван Ваныч в лежку, сволочь!
Я понял, что с такой бойцовской установкой мать и отчим не пропадут, более того, дадут достойный отпор супостатам, решившим посягнуть на самое святое — огород и живность. И отправился к соседу, прихватив из чулана бутылку бурячного самогона.
Тема умел паять автомобильные коробки, как керогазы. Его двор был заставлен железными остовами, моторами, колесами и проч. Увидев меня с бутылкой и ружьем, обрадовался: открываем сезон охоты, братан! Я его огорчил: увы, братан, сезон охоты открывается, но в городе, туда надо срочно мотать.
— Давай, — кивнул на битый «жигуленок». — Нормально попердывает.
В чем я скоро сам убедился. Разудало провьюжив по поселку, выкатился на скоростную трассу. Вперед, сержант! Уверен, ждет тебя последний бой! Иного не дано. Подобный узел проблем надо рубить со всей пролетарской беспощадностью. Проявлять интеллигентную любезность нет времени и сил. Игры патриотов перешли в заключительную фазу — веселая рыжая девица по имени Смерть притушила канделябры и готова пригласить на белый танец всех желающих.
Сейчас для меня главное первым найти младшенькую. Если это случится, отлуплю, как сидорову козу. Где может находиться? Где угодно. В парке? У друзей? На Москве-реке? У черта на куличках?..
Нет, все-таки женщины — это другая планета, неизведанная и непонятная. Кажется, изучили её досконально, ан нет — такую иногда закрутит завитушку своей темной души…
Их душа, подобна черной дыре антимира, затягивающей в свою смертельную орбиту неосторожный звездолет. И никаких шансов у пилотов вырваться оттуда.
