вместо кусочка прекраснейшего мира я получила кусок серой глины! Оказывается, разумной была сама планета! Она и создавала из самой себя все, что желала, или что желали другие — в данном случае я. Лишившись «мозга», часть этой планеты стала пустой и мертвой…
Я уже не сильно раздумывала, когда на роль шестого кусочка подвернулась планета с населением на самом начальном, примитивном уровне развития. Они были страшны, дики и злобны. Но они все же имели разум, что удовлетворяло условиям задачи. Эти чудовища даже строили себе жилища из обломков скал. Кто же знал, что они столь кровожадны!
Ну, а с седьмым миром вышло вообще плохо. Я просто не успевала уже его найти. Тогда я вспомнила, что третий из моих миров очень разнообразен по своей природе: есть в нем леса и горы, моря и пустыни, ледовые поля и бескрайние степи. И я решила схитрить. Я задумала взять кусочек океана этой планеты, выдав его за часть совсем иного мира. Но в океане не так уж много разумных существ. Поэтому я стала «ловить» их размеченным треугольником. Но, чтобы делать это незаметно и скрытно, я стала перемещать треугольник во времени, а также, поднимая его над поверхностью, менять «площадь захвата». Видимо, я в чем-то ошибалась, не имея достаточного опыта в таких операциях, потому что попадавшиеся в «зону захвата» плавучие и воздушные устройства обитателей планеты постоянно «выскальзывали» из треугольника, попадая то в иные миры Выкройки, то вообще в Пустоту. В результате мне пришлось отказаться от затеи поймать кого-нибудь разумного, и я вырезала «морской треугольник» с тем, что там было в тот момент — то есть, попросту говоря, с одной рыбой…
Так что созданный мною мир содержал довольно много ошибок. Но все-таки я надеялась еще на хорошую оценку, ведь мир был устойчив, стабилен — не так уж плох. Но я уже более-менее разобралась к тому времени с отношениями его обитателей между собой и понимала, что возможны конфликты, которые уж точно ничего хорошего для моей работы не сулили.
Поэтому я решила вмешаться в ход событий и откорректировать его в нужную сторону — попросту, стабилизировать ситуацию и предотвратить ненужные мне эксцессы. Но… но мне это не удалось!
И девочка вдруг заплакала, совсем так, как плачут шестилетние дети. Она уронила голову на локти, лежащие на столе, и зарыдала навзрыд, сотрясаясь всем своим худеньким тельцем.
Алексей, Туунг и Илма сидели, не шевелясь, не зная, что предпринять. Правда, плакала девочка недолго. Продолжая всхлипывать, вытирая кулаками глаза и нос, она обиженно протянула:
— И вот теперь еще вы говорите, что мне хотят поставить «тройку»!
— Вообще «двойку» хотели влепить! — «утешил» Алексей.
— За что?! За что?! — вскочила девочка.
— Это уж ты дома разбирайся! — отрезал Алексей, предотвращая новую истерику. — Ты нам лучше скажи, когда по нашему времени будет у вас этот… урок, когда вам объявят оценки?
— Завтра, — поникла головой девочка. — Мне уже ничего не исправить…
— Ты уже наисправляла! — буркнул Алексей. — А вот нам что делать теперь? Завтра, как я понял, наш Октаэдр выбросят на помойку, вместе со всеми нами! А все из-за твоего творчества. — Он посмотрел на девочку не с осуждением даже, а с каким-то сожалением, как на умственно отсталого ребенка.
Девочка зарделась. Теперь это видно было даже в свете пламени двух оплывших свечек.
— Простите, — еле слышно пробормотала она и растаяла, превратившись в облачко мерцающего светло-серого тумана, который, подобно табачному дыму, выплыл легкими струйками в открытое окно.
Глава 28
Алексей, Туунг и Илма долго еще сидели молча, каждый думая в общем-то об одном. Алексею очень хотелось задать извечный вопрос: «Что делать?», аж язык чесался, но он все же сумел перебороть себя. Что толку задавать дурацкий вопрос, если ответа на него никто все равно не знает!
Зато Алексей сказал вдруг неожиданно для себя:
— Зато я знаю теперь, что такое Бермудский треугольник!
— Еще один треугольник? — удивилась Илма.
— Это не здесь — на Земле, — смутился от своей несдержанности Алексей. — Там у нас корабли и самолеты часто пропадали, теперь понятно отчего…
— Да уж, натворила дел эта девочка! — подал наконец голос Туунг.
— Как вы думаете, она нам правду рассказала? — спросил Алексей.
— Думаю, что в основном — правду. Только выпендривается слишком много: «Это слишком сложно, это вам не понять…» По-моему она сама просто многого не знает и не понимает, потому и строит из себя Создателя и Хранителя мира… Натемнила она тут, конечно. Но в целом ее слова соответствуют действительности. Кстати, вы заметили, как речь ее во время рассказа постепенно сменилась от детской до вполне серьезной, «взрослой»? Видать, контроль потеряла. Играет она, конечно, много… Но не очень умело. Как это — спектакль называется по вашему?
— Да, спектакль. Но игра — игрой, а делать-то нам что-то надо, — не удержался все же Алексей от «что делать» и мысленно сплюнул с досады. — Я ведь своими ушами слышал от «учителей», что наш Октаэдр утилизируют. Вот и Илма слышала. Так ведь, Илма?
— Да, мои «наставники» тоже говорили об уничтожении этого мира, — кивнула Илма.
— Я понимаю, что вы хотите спросить у меня, — сказал после некоторого молчания Туунг. — Вы хотите спросить: есть ли выход из нашего положения? Знаю, что вы ждете от меня чуда… Должен вас огорчить: я не вижу пока выхода и чуда сотворить тоже не могу! Одно могу сказать: мне очень нравится ваша русская поговорка — «утро вечера мудренее». Давайте-ка поспим хотя бы часа три. Завтра со свежей головой подумаем снова. Остальным тоже, наверное, стоит сказать…
— А я думаю, что пока не стоит! — возразил Алексей. — Если мы ничего не придумаем, то не надо и расстраивать людей. Пусть их последние часы будут спокойными. А вот если придумаем что-то — тогда и расскажем!
— А вдруг кто-нибудь из остальных что-то придумает? — спросила Илма.
— Извини, конечно, — покачал головой Алексей, — но кто? Я не хочу ни о ком сказать плохого, но что могут посоветовать деревенские жители в вопросе спасения мира?
— А Лекер? — неожиданно сказала Илма. — Он умный. И трое его товарищей, особенно этот… Пакер.
— Да, тут ты права! — с уважением посмотрел на жену Алексей.
Утро, можно сказать, еще и не наступило, темнота только-только начинала отступать, еще почти незаметно для глаз, но все трое были уже на ногах. Хотели снова засесть в «келье», тем более, что Туунг был несколько возбужден, глаза его блестели… «Придумал что-то старый колдун!» — радостно дернулось сердце Алексея. Но
