дают оснований говорить о наивной вере кабинет-секретаря в невиновность А. Д. Меншикова. На наш взгляд, Алексей Васильевич писал князю то, что тот хотел от него услышать. Насколько он старался быть убедительным по отношению к Петру Андреевичу и старался ли вообще, остается лишь догадываться. Не имея достаточных оснований полностью отрицать факт заступничества А. В. Макарова перед П. А. Толстым, отметим, что его переговоры никаких реальных последствий не имели: возвращения А. Д. Меншикова из малороссийских территорий вряд ли кто-то собирался ждать, а П. А. Толстой совершенно не спешил оказывать какую-либо помощь своему давнему визави. В цидуле А. В. Макарова сохранилось упоминание еще об одном действии кабинет-секретаря в поддержку князя – извещении о почепских обстоятельствах Екатерины, а через нее, видимо, и государя. Он писал А. Д. Меншикову: «… хотя о всех сих делах Ее величеству государыне царице я доносил, однако ж изволите как о том, так и о других нуждах обстоятельнее отписать вскоре к государыне царице»[1244]. Стоит отметить, что информантом о происходящих в столице событиях и ходатаем за князя в это время выступал еще и генерал-полицеймейстер А. М. Девиер, которому также следовало «к тому способа искать»[1245].
После приезда казацкой делегации под предводительством П. В. Валькевича находится лишь одно письмо, посланное А. Д. Меншиковым к А. В. Макарову. В декабре 1720 г. князь настраивал кабинет-секретаря объявить в Сенате о необходимости очной ставки обвинителей и дьяка И. Р. Лосева[1246]. Ответ А. В. Макарова на эти требования не сохранился, но есть все основания полагать, что желания Александра Даниловича исполнены не были. О других контактах А. Д. Меншикова с А. В. Макаровым в течение осени-зимы 1720 г. мы практически не имеем сведений. Среди документального фонда Кабинета найден только один документ, относящийся к осени 1720 г. – черновик письма или цидулы А. В. Макарова к А. Д. Меншикову. Мы не знаем, был ли чистовик документа все-таки отправлен, как и не знаем точно его дату. Можно лишь предположить, что черновик создавался в ближайшее время после прибытия П. В. Валькевича в сентябре. Обнаруженное среди исходящей корреспонденции Петра I и написанное рукой А. В. Макарова, черновое письмо освещает примечательные детали отношений кабинет-секретаря, П. А. Толстого и А. Д. Меншикова. Алексей Васильевич писал: «…на сих днях явились здесь некоторые из старшины от гетмана с публичною грамотою к Его царскому величеству от гетмана, в которой упоминаеютца некоторые жалобы на вашу светлость, и хотя я не однократно его превосходительства Петра Андреевича прежде просил, чтоб тех посланных удержал, дабы они грамоты не подавали до возвращения вашей светлости сюды, однако ж его превосходительство сказал мне, что я де и удержать не мог для того, что де сия публичная грамота. Однако Его величество читать не изволил и отдал Гаврилу Ивановичу, також слышал я, что имеют те посланники некоторое гетманское особливое письма до Его царского величества и о том також я просил Петра Андреевича, чтоб оное удержать до возвращения вашей светлости сюды, и что учинитца, о том буду вашей светлости доносить впредь»[1247]. Сведения из черновика А. В. Макарова соотносятся с информацией, которую А. Д. Меншиков получал от других своих информантов – прежде всего, от адъютанта С. В. Нестерова. Также подтверждается позиция П. А. Толстого, который не поддавался ни на какие уговоры и сторону А. Д. Меншикова ни под каким давлением не принимал.
В декабре 1720 г. в столицу отправилась еще одна казацкая делегация во главе с генеральным есаулом В. Я. Жураковским и прилуцким полковым обозным М. Г. Огроновичем (Грищенко)[1248]. Вдобавок в Санкт-Петербурге была получена челобитная «еще одного казака Симантовского[1249] с товарищи». В общих чертах делегаты выдвигали следующие претензии: И. Р. Лосев межевал не по той меже, по которой следовало, и делал это в одиночку; князь заставлял комиссаров подписывать приговоры силой, а его доверенные люди принуждали старожилов прикладывать руки к межевым книгам[1250]. Эти обвинения А. Д. Меншиков парировал в письме к государю от 17 апреля: «И по вашей, царского величества, грамоте ис Посольской канцелярии гетманских камисаров 4 человека, в том числе генеральной асаул обозной, канцелярист и знатной первой товарыщ, да росийских камисаров 8 человек, притом же было для свидетельства тамошних обывателей с 300 человек, и где межу вели, також где споры были, и оные споры заруча все, тое межу и чинили, о чем книги за их всех камисаров и свидетелевыми руками о всем, как то межевое дело было чинено, привезены сюды в Посольскую канцелярию, а ныне оные книги в Сенате»[1251]. Он просил казацких челобитчиков допросить, неправое челобитье отставить и указать той меже быть так, «…как помянутые зарученые межевые книги учинены»[1252]. Поведение делегатов на допросах способствовало успеху князя в дискредитации их сведений. В. Я. Жураковский, М. Г. Огронович и П. В. Валькевич не показали слаженной позиции, они стали путаться в показаниях, перекладывать ответственность друг на друга, не могли назвать точных имен и фактов[1253]. Однако добиться еще одной важной цели – задержать их в столице «…дабы, приехав туда, не научили тех людей, кто подписались, заперетца, как они обыкновенно чинят», – А. Д. Меншикову не удалось[1254].
По ходу рассмотрения челобитных в Сенате было принято решение о проведении проверки межевания И. Р. Лосева. Согласно сенатскому указу 31 марта 1721 г., подобная миссия вручалась полковнику и глуховскому коменданту Б. Г. Скорнякову-Писареву[1255]. Ему полагалось вместе с судьей Курского надворного суда И. Б. Чириковым, дьяком
В. М. Друковцовым и гетманскими комиссарами (С. В. Савичем и В. Я. Жураковским) подтвердить или опровергнуть обвинения в сторону А. Д. Меншикова и И. Р. Лосева (который также должен был отправиться в Почеп) – межевал ли последний по меже Г. Пушкина, как сообщала украинская сторона. Как полагает Я. А. Лазарев, А. Д. Меншиков «стремился если не отменить миссию Скорнякова-Писарева, то хотя бы скорректировать ее деятельность», желая поставить во главе Стародубского полка камер-юнкера Екатерины Д. Т. Чевкина[1256]. Нормального межевания Б. Г. Скорняков-Писарев так и не провел (не без вмешательства гетмана, который начало действий оттягивал), однако, следуя сенатскому указу 21 сентября 1721 г., он развернул розыск и следствие в отношении недовольных действиями А. Д. Меншикова[1257]. Говоря о деятельности полковника в Малой России, нельзя забывать, что его самого и его брата обер-прокурора Сената Г. Г. Скорнякова-Писарева связывали давние товарищеские (по некоторым оценкам, клиентские) отношения с Александром Даниловичем. Стабильные контакты князя
