по крайней мере, не ошибается в том, каким я был раньше: отмахивался от того, что было важно для людей, для себя самого, был легкомысленным и саркастичным, прятался от искренних чувств.
— Окей.
Вигго, кажется, немного сдувается от этих слов. Он поворачивается и без особого энтузиазма пинает ведро.
— Наверное, я не тот брат, с которым ты думал, что тебе придётся поговорить. Но Рена здесь нет, так что я должен это сделать…
— Рен доверяет мне. Я не беспокоюсь о том, что он подумает об этом.
Я не сомневаюсь, что если Зигги захочет того, о чем я собираюсь её попросить, и мы расскажем Рену, он будет только рад за нас, заключит нас в свои крепкие объятия и прижмёт к себе.
Вигго приземляется на коробку, от которой при его приземлении поднимается облачко пыли.
— Не беспокоишься?
— Не беспокоюсь, — я наклоняюсь вперёд, упираясь локтями в колени. — Но я беспокоюсь о тебе.
Вигго шмыгает носом, отводя взгляд. У него стиснуты челюсти, я вижу это даже под бородой.
— Она моя младшая сестра.
Я улыбаюсь, странно тронутый.
— Я знаю.
— Она… она самый лучший человек, и если ты причинишь ей боль, я клянусь Богом… — он вытирает нос, затем пристально смотрит на меня. — Я беспокоюсь о ней, ясно? У неё были очень трудные времена, когда она была моложе.
— Я знаю.
Однажды вечером, на Рождество, после семейного ужина у её родителей, когда камин горел, издавая тихое шипение и хлопки, Зигги поведала мне о том, что она начала рассказывать несколько месяцев назад, в тот первый вечер, когда мы вместе проводили время — о том, как тяжело было в средней и старшей школе, как сильно пострадало её психическое здоровье, пока она не получила свой диагноз, и даже некоторое время после этого. Как Рен забирал её и отвозил в закусочную Бетти, покупал ей столько молочных коктейлей и картошки фри, сколько она хотела, и просто слушал, как она рассказывала ему всё, что ей было слишком страшно и тревожно рассказывать кому-либо ещё. Как в это время в её жизни появилась Фрэнки, ещё одна женщина-аутистка, у которой была любимая работа, приятная на ощупь одежда и порочное чувство юмора; та, кто показал ей, что тогда, возможно, было трудно, но потом станет легче, что она найдёт путь вперёд и научится быть счастливой в жизни, которую она налаживала для себя.
Я и до этого любил Фрэнки и Рена, но после того разговора я полюбил их бесконечно больше.
Вигго пристально смотрит на меня своими светлыми бергмановскими глазами.
— Тогда ты понимаешь, почему я защищаю её. Почему я беспокоюсь о ней. Почему я пытаюсь защитить её от всего, что в моих силах, чтобы это никогда не причинило ей такой боли, как тогда, — он тяжело выдыхает. — Я, бл*дь, был прямо там, в школе, с ней, и не видел этого. Я не видел, как они издевались над ней. Они делали это так тихо, так незаметно, иначе, клянусь Богом, я бы натворил невероятных вещей.
— Ты чувствуешь себя виноватым.
— Пи**ец каким виноватым! — кричит он. — И она это знает. Я извинился за то, что подвёл её. Я сказал ей, как мне жаль, что она была прямо у меня под носом, так сильно страдала, а я пропустил это… — его голос срывается. Он закрывает лицо руками. — Я пропустил это.
Я встаю, чувствуя комок в горле, и плюхаюсь рядом с Вигго. Я крепко кладу руку ему на плечо.
— Она простила тебя.
Он кивает.
— И сказала тебе, что нечего прощать, — добавляю я.
— Чушь собачья, — бормочет он.
— Похоже на то. Трудно принять прощение, когда думаешь, что не заслуживаешь его.
Вигго опускает руки, затем смотрит на меня мокрыми глазами. Он молчит, всматривается в мои глаза. Так что я пользуюсь этим редким случаем, когда он действительно заткнулся, и говорю ему:
— Мы с тобой практически полные противоположности.
Он невесело смеётся, отводя взгляд.
— В чём же?
— Долгое время я отказывался носить кого-либо в себе — на плечах, в мыслях, в сердце, — я пожимаю плечами. — Это давало мне ощущение контроля. Безопасности. Хотя…Конечно, на деле всё было не так. Но я справлялся, как мог.
Я сжимаю его плечо.
— В то время как ты, Вигго… Я уверен, что ты несёшь всех на своих плечах, в своих мыслях, в своём сердце.
Вигго наклоняет голову и тяжело выдыхает, сдёргивает бейсболку и со шлёпком швыряет её на пол сарая.
— Чёрт возьми.
— Потому что это позволяет тебе чувствовать, что ты чуточку лучше контролируешь свою хаотичную жизнь, и — вот в чём ты бесконечно лучший человек, чем я — это позволяет тебе чувствовать, что ты защищаешь людей, которых любишь. Потому что у тебя невероятно большое сердце, и я представляю, как это чертовски страшно — обладать таким эмоциональным богатством.
Его плечи дрожат.
— Что, чёрт возьми, происходит?
— Я думаю, может быть, ты начинаешь чувствовать вкус своего собственного лекарства? — я отпускаю его плечо, затем упираюсь локтями в колени и наклоняюсь к нему поближе. — Зигги много о тебе рассказывает. Часто она бывает раздражена, но во всём, что она говорит, сквозным мотивом идёт один посыл.
— И что это за посыл? — Вигго проводит руками по своим волосам и дёргает их.
— Что ты чертовски сильно любишь свою семью, своих друзей, свои книги и всё, во что вкладываешь душу. Что, я могу только догадываться, иногда действительно прекрасно, а иногда по-настоящему жестоко.
Он медленно переводит взгляд в мою сторону и тяжело вздыхает.
— Да.
Я пристально смотрю на него.
— Может быть, просто пришло время… найти другие способы позаботиться об этом большом сердце, защитить его. Способы, которые не выматывают тебя и не искажают до такой степени, что ты сам себя не узнаёшь. Способы, которые позволяют тебе жить своей жизнью, не беспокоясь о других.
— Ах, — тянет Вигго, — но тогда мне действительно пришлось бы разобраться в своей собственной
