как возбуждение пронзает меня, а мой член мгновенно напрягается. Она оказывает на меня неоспоримое воздействие, и так близко, слыша это, невозможно контролировать.
Я должен сказать ей, что со временем это, конечно, возможно. Что с правильным, терпеливым человеком она сможет преодолеть все эти страхи. Но я не могу вымолвить и слова, потому что мысль о том, что какой-то другой мужчина может помочь Белле справиться с ее проблемами в интимной жизни, вызывает во мне ревность, и я не могу ее остановить.
— Ты уже так много мне помог, — шепчет она. — Возможно, ты сможешь помочь мне еще одним способом.
Я напрягаюсь, смотрю на нее сверху вниз, внезапно насторожившись.
— Как? — Мой голос звучит хрипло в горле, во рту пересохло. Я не хочу представлять, что она имеет в виду то, как это звучит, потому что мой контроль кажется очень тонким, и я не могу позволить ему сломаться. Только не с ней. — Тебе придется объяснить, Белла.
Она тяжело сглатывает.
— Я знаю, что ты хочешь меня, — шепчет она, все еще глядя на меня из-под длинных ресниц, почти застенчиво, бросая вызов словам, вылетающим из ее рта. — И я не могу притворяться, что не хочу тебя. Не после прошлой ночи. Если мы… — Ее голос слегка дрожит. — Если бы мы договорились, что у нас нет никаких обязательств и что мы просто друзья, ты бы мог…
Я застыл, слушая, как она делает еще один дрожащий вдох, явно набираясь смелости, чтобы закончить.
— Ты мог бы… помочь мне справиться с моим отвращением к прикосновениям. — Она нервно облизывает губы, и от этого зрелища меня бросает в дрожь, становится трудно дышать. — Мы могли бы начать понемногу, пока…
На мгновение я не могу придумать, что сказать. В моем мозгу все перепуталось, я не могу правильно подобрать слова, чтобы ответить ей. Отчаянное желание сказать «да» на все и вся воюет с практичностью: действительно ли это хорошая идея.
Мой разум говорит мне, что все может пойти ужасно плохо, а тем временем мой пульсирующий член напоминает мне обо всех способах, которыми это будет чертовски правильно. Не говоря уже о том, что какая-то давно похороненная, извращенная часть меня ужасно, основательно возбуждается от идеи научить ее. Делать каждый маленький шаг в ее сексуальном образовании вместе, бит за битом, пока она будет открываться мне во всех смыслах. Динамика этого заставляет меня чувствовать оцепенение от возбуждения, вся кровь в моем теле приливает к члену.
Белла опускает глаза, ее щеки краснеют, когда она прижимается к стене.
— Прости, — пробормотала она, явно восприняв мой шок как отказ. — Я не должна была думать…
— Я не говорю тебе нет, — умудряюсь выдавить я, и ее глаза снова встречаются с моими, нервные и полные слабой надежды, отчего мне кажется, что я сейчас сойду с ума. — Я просто… нам нужно прояснить, чего ты хочешь, Белла. Что мы здесь делаем.
— Хорошо, — нервно пробормотала она, прикусив губу. — Что ты хочешь знать?
Я делаю глубокий, медленный вдох, пытаясь упорядочить свои мысли, забыть о пульсирующем члене и сосредоточиться на важных моментах, на том, что я должен понять, чтобы не облажаться и случайно не причинить ей боль. Мне приходит в голову, что я должен пойти и запереть дверь, но сюда никто не спускается, кроме меня, а Агнес не будет убираться, пока знает, что я все еще здесь только после того, как увидит меня за завтраком. Все это проносится у меня в голове, но на самом деле я не могу оторваться от нее. Я в дюйме от нее, достаточно близко, чтобы чувствовать жар, исходящий от ее кожи, ощущать сладкий аромат ее пота и мыла, и я не смог бы пошевелиться, если бы вся эта гребаная комната горела.
— У тебя уже был секс? — Тихо спрашиваю я. — Я знаю немного о том, что с тобой случилось. И я знаю, что об этом трудно говорить. Но если это должно помочь тебе как-то пережить это, то мне нужно знать, как далеко это зашло. Как много ты пережила, прежде чем закрыться.
Белла тяжело сглатывает и качает головой.
— Нет, — шепчет она. — Они не зашли так далеко. Они издевались, трогали меня неподобающим образом… — Она поднимает руку к груди, а другой рукой проводит по бедру и как раз между ними. — Один из них просунул руку мне между ног, но не вошел в меня глубоко. Они слишком боялись испортить меня для Петра и быть наказанными. Пока они держали меня в комнате, ожидая его… — Ее голос прерывается, и я отступаю назад, давая ей немного пространства.
— Нам не обязательно говорить обо всем этом сегодня, — мягко говорю я ей. — Нам не нужно ничего делать сегодня. Если ты не готова сейчас, Белла, это может случиться в любой момент. Ты никуда не уходишь, и я тоже. То, о чем ты просишь… мы можем начать и прекратить, когда захотим, если мы собираемся это сделать. Не обязательно прямо в эту секунду.
Она быстро кивает, все еще кусая свою нижнюю губу.
— Я знаю, — вздыхает она. — Но я хочу… нет, это неправильно. Мне нужно поговорить об этом. Пока у меня не сдали нервы.
— Хорошо. — Я жду, а она вдыхает еще раз, не отрывая взгляда от коврика между нами.
— Они завели меня в комнату и поставили на колени. Парочка из них возбудилась, и они… они начали трогать себя. Один из них прижимался к моему рту, терся о мое лицо. Но на самом деле они не… — Она поморщилась. — Не проникали в меня. Это было просто позерство, угрозы. Но это было больше, чем ужас для меня.
Гнев, захлестнувший меня, не сравним ни с чем, что я когда-либо чувствовал.
— Ты сказала, что они были мертвы к тому времени, как тебя оттуда забрали?
Белла кивает.
— Думаю, да. Большинство из них. Дон и несколько его людей ворвались в отель в поисках его жены. Женщину, чье место я заняла. Я услышала стрельбу и… — Она обхватывает себя руками, и я сжимаю челюсти.
— Хорошо, — удается мне выдавить из себя. — Потому что если бы это было не так, я бы сам убил их всех за то, что они так к тебе прикоснулись. За то, что причинили тебе боль.
Белла поднимает глаза на меня, и я вижу в них проблеск неверия. Я не виню ее за это, я никогда не представлял себя жестоким человеком. По правде говоря, я никогда никого не убивал и не призывал к насилию.
