градус мужественности, нам этого птенца скоро выпускать в свободный полет.
Я рассортировал вещи, Наташка собрала сумку с едой, хлебом и овощами, взяла миску с сырными шариками, которые толстому точно можно, и втроем мы отправились на поляну. Пока друзья не пришли, нам предстояло развести костер, пожарить мясо и накрыть на стол.
Но приятно похлопотать не получилось, потому что за лето поляну знатно загадили, забросали бутылками, битым стеклом, банками, обертками. Благо хоть целлофан — пока очень ценный ресурс, и полчаса мы приводили ее в божеский вид, предавая мусор огню в костре, разведенном специально для этого.
В итоге жариться шашлык отправился без десяти два, за полчаса до прихода друзей. Наташка рассортировала привезенные вещи по подписанным пакетам, расстелила покрывало, которому надлежало стать столом.
Хотя припекало адски, цикады стрекотали уже не так яростно, а потому, оттененные подступающей осенью, каждый звук, каждая тень казались ярче.
Заливистый смех Алисы, которому вторил хохот Чабанова, похожий на воркование гигантского голубя, известили о том, что наши близко, им осталось спуститься с моста, и они нас увидят.
— Шашлык пахнет! — мечтательно проговорил Рамиль.
Я увидел его первым, потом — Илью и Яна. Гаечку и Алису. Димонов. Шествие замыкали Тимофей и Каюк. Целая толпа. Все не могу привыкнуть, что нас так много!
Тимофей разинул рот и оцепенел. Помня о том, что мы условились его прессовать, чтобы он учился давать отпор, я подошел к нему, взял под руку.
— Отойдем.
Он потопал за мной к огромному серебристому тополю.
— Кто тебя звал? — прошипел я. — Проваливай.
Он растерянно захлопал ресницами, но прищурился и вызверился:
— Илья позвал. Никто не был против, так что иди нафиг!
Я похлопал его по плечу.
— Правильно. Мужик! Испытание пройдено успешно!
Пока Рамиль колдовал над костром, мы встали в центре поляны, я хлопнул в ладоши и крикнул:
— Народ! — Дождавшись, когда все обратят на меня внимание, я продолжил: — Нам не удалось отметить день рождения Тимофея, так сделаем это сейчас! — Я схватил его за уши и потянул. — Раз! Два, Три!
— Расти вверх, а не вширь, — говорила Наташка.
Досчитав до четырнадцати, я собрался перейти к пожеланиям, но Тим возмутился:
— Мне пятнадцать!
С криком «можно я?» — к нему прискакал Борис и потянул за уши, встав на цыпочки.
— Расти большой, не будь лапшой!
Я продолжил:
— Помнишь Льва из «Волшебника Изумрудного города»? Он шел к волшебнику, чтобы получить смелость. Так вот, ты дошел.
Приятно было наблюдать, как настороженность на его лице сменяется щенячьей радостью. Я шагнул к горке подарков, от которой Наташка всех гоняла, развернул обернутую газетой полулитровую бутылку кваса, где на этикетке изображался медведь, откупорил и протянул Тимофею:
— Это эликсир смелости. Достаточно глотка, и он пробудит в тебе спящие резервы. Пей!
— Давай-давай! — воскликнул Каюк и захлопал в ладоши. — С днюхой, братан!
Лучась радостью, Тимофей присосался к горлышку, а я полушутя сказал:
— Чувствуешь ли ты, как тебя наполняет уверенность? Как энергия течет по твоим сосудам?
— Да, — кивнул он, сунул мне бутылку, заревел и ударил себя в грудь, как Кинг-Конг.
Ян заверещал, как побитый щенок, и рванул прочь, имитируя страх. Борис и Каюк, голося на разные лады — за ним. Димоны покатились со смеху.
— Все, Тим. Обратного пути нет, ты встал на дорогу смелости.
К нему подошла Наташка с пакетом, вытряхнула из него льняную белую рубашку с аппликацией — буквами БК цвета хаки. Мы прямо на Черкизоне сделали эту нашивку.
— С днем рождения! — улыбнулась сестра.
Илья пояснил:
— «БК» — бойцовский клуб, чтобы не забывал о том, что ты сильный и смелый.
Наташка принесла ему большой сырный шарик на тарелке.
— Я знаю, что сладкое тебе нельзя, это вместо торта.
Тимофей взял тарелку, уставился на сырный шарик, словно ему на тарелочке преподнесли шар земной. Наверное, в его вселенной так и было. Он судорожно вздохнул, уронил:
— Спасибо… Спасибо, друзья!
Зажмурился, чтобы не дать волю слезам, и сгреб Наташку, не ожидавшую такого напора, в объятья, стиснул так, что сестра аж глаза выпучила.
Простоял он так минуту. Потом отстранился и проговорил трясущимися губами:
— Это… это лучшая моя днюха. Спасибо!
Освободившаяся Наташка отбежала к подаркам, взяла самый большой пакет с надписью «Саша». Гаечка сделала стойку, ее глаза заблестели в предвкушении.
— Саша работала почти весь август и заработала себе на обновки, — сказал я, но прежде, чем вручить пакет, спросил: — Как вам рубашка Тимофея? Хотелось бы такую? — все закивали, и я добавил: — Я купил целую партию, они унисекс, то есть можно носить и девушкам, и парням. Хочу, чтобы у всех нас такие были, и мы пришли в них на первое сентября. Это подарок от меня.
Наташка вручила пакет Гаечке и раздала всем рубашки.
— Я тоже нашивку хочу, — проговорил Рамиль, стаскивая футболку и меряя обновку.
— Первое правило бойцовского клуба: не упоминать о бойцовском клубе, — сказал я. — Мы — тайная организация, несущая свет и добро.
Димоны заработали одинаковые джинсы, Алисе я привез штаны «Мальвины». Гаечке — целую кучу обновок. Она отошла в сторонку и распечатывала вещи. Сперва — простенькую косуху. Она самая дорогая из ее вещей и обошлась в пятнадцать тысяч. Черные байкерские штаны с цепями на поясе. Они стоили восемь. Дубоватые еще советские ботинки. На футболку с логотипом Guns N' Roses не хватило, я добавил две тысячи от себя, чтобы Гайка была полностью прикинутой.
Две тысячи — а счастья столько, что у нее аж руки затряслись. Футболку она натянула поверх майки. Штаны оказались длинноваты, но нестрашно — она еще будет расти. Косуха сверху — и привет металлистам и рокерам!
Десять минут ушло на самолюбование, и Рамиль снял шашлыки с огня. Двух с половиной килограммов свинины вряд ли хватит, чтобы насытить двенадцать подростков, каждому получится по два куска, но есть еще хлеб, овощи, лимонад, печенье и сырные шарики — стол более чем богатый по нынешним временам. Многие мясо в чистом виде более года не видели.
— Товар привез? — спросил вошедший во вкус Димон Минаев. — Я б до начала школы еще поторговал, хорошо выходит.
— Привез, но сюда просто не допер. Зайдешь ко мне — отдам, — ответил я, Чабанов качнул головой — понял, мол.
Почувствовали вкус
