Анна разворачивается и перемещается в центр комнаты, окидывая пространство мутным взглядом.
— А где музыка?
Отец, не привыкший к отказам, грозно поглядывает на нее. Он подходит к ней и, схватив за руки, встряхивает.
— Где меч?
— Нет у меня никакого меча, псиииих, — растягивая, произносит она. Думает, что это верх его больной фантазии?
— Не смей так с ним разговаривать, — говорю я и подхожу ближе. Плевать мне на ее неуважение к нему, лишь бы ее слова не разозлили его.
Отец невесело усмехается.
— Это мы проверим, деточка.
— Ага, проверьте! — Улыбается она, затем падает на диван и непонимающе смотрит на нас. — А чего это мы болтаем? Мы ж танцевать собирались.
Она скатывается с дивана и ползет к мини-бару. Отец хлопает меня по плечу и кивает на Анну. Его взгляд переполнен омерзением.
— Мда, держись. И будь осторожен. Учти, что она может воззвать к твоей похотливой натуре, чтобы отвлечь и сбежать. Не позволяй ей быть сверху, ты меня понял? — подмигивает он и я киваю. — Не оставляй ее одну и не спускай с нее глаз.
— Да, сэр.
Уходи уже!
Он приблизился к моему уху и прошептал:
— Она считает себя симпатичной. Думает, что способна зацепить тебя. Не доверяй ей. Если сомневаешься, что удержишься, — лучше не приближайся к ней. — Я напряженно киваю.
Анна с шумом открывает бутылку пива, на что я одариваю ее жестким взглядом. Она бросает в меня крышкой, от которой я благополучно отмахиваюсь.
— Такое тело и такая… — бормочет он.
Я сжимаю зубы.
Отец еще немного посмеивается над этой пьянчугой и ее безмозглостью, после чего наконец удаляется. Я едва ли не подталкиваю его двумя руками, и какое же облегчение, что он ушел раньше, чем ситуация усугубилась. Нам невероятно повезло. Я прислоняюсь к медиасистеме и скрещиваю руки на груди. Остается только привести Анну в чувства и…
Чего это она так смотрит?
Она облизывает губы и бросает классический призывной взгляд. Плохо, очень плохо. Только не сейчас. Я качаю головой. Прислушиваюсь — Фарзуф, насвистывая себе под нос, заходит в лифт.
Анна отставляет пиво и поднимается. Да, она все еще пьяная, но хоть больше не шатается. Ее взгляд темнеет, а еще она такая сексуальная… и я вынужден снова покачать головой. По она все равно подходит, отчего меня охватывает возбуждение. Мысли окутывает туманом, внизу живота появляется болезненная пульсация.
Анна всем телом прижимается ко мне и обнимает за талию. Я крепко стискиваю зубы. Беру ее за плечи и как можно осторожнее и тише отодвигаю, но она упряма. Я качаю головой, ощущая давление эмоций прошедшего дня. Отец в лифте, он близко, бродит, здоровается с кем-то, флиртует.
Анна поглаживает меня по груди и опускает руки ниже. Я перехватываю их, но она высвобождается и говорит:
— Пусти.
Ууууухххх, лисичка, не надо так со мной. Не трогай. Не разговаривай. Просто… я закрываю ей рот.
— Молчи, — тихо говорю.
Она замирает. Смотрит на меня жарким взглядом, ее веки чуть прикрыты. Если подумать, глаза тоже не мешало бы ей прикрыть. А еще можно бы уложить ее на кровать и крепко прижать. Просто так. Одетую. Пока она не придет в себя.
Одновременно я слышу звуки казино.
— Ты кажешься мне знакомой, — произносит отец. — Сейчас угадаю, актриса?
Дальше женское хихиканье.
— Нееет.
— Не верю, с таким-то лицом…
Анна мягко отводит мою руку от своего рта. Целует ладонь, и эта простая ласка настолько чувственна, что у меня едва не сбивается дыхание.
— Я угощу вас, — растягивает отец.
Поцелуи Анны доходят до среднего пальца. Я отступаю, но она не отпускает моей руки, наоборот, проводит языком по кончику пальца.
— Ох, черт, — шепчу я, выдергивая свою руку. Она меня добивает. Она прикончит нас.
— Пожалуйста… — она стягивает резинку, распуская свои светлые волосы, а просящий взгляд заставляет таять. Это уже грань.
В ушах звучит смех отца и какой-то женщины. Не знаю, слушает ли он нас. Так-то кажется, что он полностью сосредоточен на своей жертве, но доверять ему я не могу. Тем более, что он предостерег меня насчет Анны.
— Не утихомиришься — свяжу тебя, — предупреждаю Анну.
Она игриво прищуривается.
— Ох, так вот, что тебя заводит?
Анна Уитт дразнит меня. И достигает этим моего предела.
Пробуждая зверя, к черту предостережения.
Схватив ее за талию, круто разворачиваюсь и прижимаю ее к медиасистеме. Столь тесный контакт сводит с ума. Ее руки неистово блуждают по мне: стискивают, впиваются, тянут. Я крепко целую, сгорая от желания заполучить ее всю — вместе с парами алкогольного дыхания — да с чем угодно. Наощупь, мы перемещаемся к дивану.
Краем уха отмечаю быстрые шаги в коридоре.
Я сверху, между ее раздвинутых ног, и осознаю, что еще не сорвал с нее шортики. Но я не в силах прерваться; как же приятно прижиматься к ней, целовать, упиваться стонами.
— Похоже, что дочь Белиала снова пьяна, — доносится из коридора голос Блейка.
— Какой шок, — выплевывает Джинджер.
— К нам направляется компания, — бормочу, лаская нежную шейку. Проникаю ладонью под футболку, касаюсь мягкой кожи и пробираюсь пальцем под лифчик. Задохнувшись, она извивается подо мной.
В номер стучат.
— Эй! — кричит Джинджер. — Откройте эту чертову дверь.
— Я занят. — Прикусываю Анне нижнюю губу. И пусть все Нефы катятся к чертям.
— Чем дальше, тем лучше, — говорит Блейк.
Я смотрю на Анну — она качает головой. Ее веки все так же прикрыты.
— Не обращай на них внимания. — Схватившись за мою футболку, она притягивает меня обратно и целует в грудь. Ох, да.
С очередным жарким поцелуем я заставляю ее опуститься на диван.
— Не позволяй этой шалаве обыграть тебя, сын Фарзуфа.
Попытавшись подняться, Анна кричит:
— Кого ты обозвал шалавой, ты…?
Ой, черт. Я быстро зажимаю ей рот, она отчаянно сопротивляется. Ну почему они не уходят. Мы бы успели разок перед началом, одному Богу известно какой, жуткой ночки. Списали бы это на вспышку чистой похоти…
— Открывай. — Голос у Копано такой суровый, будто он видит, чем мы занимаемся. Я отстраняюсь и поднимаюсь на ноги. Анна продолжает лежать, будто думает, что я вот-вот вернусь и займусь ею. Я же отворачиваюсь и прижимаюсь лбом к медиасистеме.
