Стало жутко — мой наряд превратился в погребальный саван. Вспомнилось видение, посланное шалуньей феей на Зимнем балу: я — в белом, и я… счастлива?
Так мы и вышли наружу, протолкнувшись сквозь ждущую чего-то толпу.
У подножия крыльца выстроились снежные витязи во всем великолепии своего боевого облачения, чтобы приветствовать владыку зимы и его супругу. Так вот отчего гости не спешили покинуть храм! У меня волосы на затылке зашевелились, когда застывшие глаза витязей обратились к нам, а копья наклонно взметнулись в воздух, образовав арку, горящую неживым синим огнем.
Кучер Сельфан, подпоясанный серебряным кушаком, лихо соскочил с козел, открыл перед нами дверь кареты и опустил подножку, чтобы мне было удобнее забраться внутрь.
Но Рауд медлил, любуясь городом. В жемчужной дымке нарождающегося утра Альгота была прекрасна. Широкие улицы, затейливо украшенные фасады домов, крыши из цветной черепицы — все это было теперь на виду. Снега осталось ровно столько, чтобы придать городу сказочно-праздничный вид, какой ему и полагалось иметь на исходе Ночи Всех Богов. В просветы облаков проглядывало бледно-сиреневое небо, и с него в полном безветрии падали красивые пышные хлопья.
Свет схлынул с моего платья, и оно опять изменилось, став из белого багряно-золотым. Длинный-длинный шлейф стелился по снегу — алый, как разгорающийся у горизонта восход. Его лучи развеяли призрачные фигуры витязей и весь морок этой долгой ночи, которая бывает раз в году и в которую происходят самые безумные, невероятные и непредставимые человеческим разумом вещи.
ГЛАВА 14, в которой все становится совсем хорошо, а главное, правильно
На Ночь Всех Богов Вилька загадала себе чудо. Она молилась всем богам сразу — и непонятному Двуликому, и морозной Хозяюшке Зиме, даже Свену и Свяне, хотя думать о замужестве ей вроде бы еще рано.
Она просила: "Заберите меня отсюда!" Куда — Вилька и сама не знала. Туда, где ее будут досыта кормить, где ей будет тепло спать. Где не надо бояться, что ее ударят или зажмут у стены, чтобы облапать. Порой Вилька завидовала сказочной Сиротке, которая обернулась снежным духом и ушла с Богиней в ее северные чертоги, чтобы сидеть там в вечной ночи и любоваться огнями на небе, не зная ни тепла, ни солнца, но и боли тоже не ведая. "Приди, Богиня, — шептала Вилька, сжавшись на соломе в углу сарая. — Возьми меня!"
И Богиня пришла.
Ровно через неделю к трактиру подлетела четверка белых лошадей, влекущая санную карету с гербом. В гербах Вилька не понимала, но видно было, что карета богатая, лошади сытые. Злыднины работники на дворе возбужденно зашушукались.
Из кареты вышла барыня в голубых соболях. Вернее, не вышла, а выпрыгнула без поддержки слуг. Ловко, будто кошка — и снег под расшитыми серебром сапожками не хрустнул. Барыня была молодая, красивая, статная; из-под шапочки вились локоны цвета холодного золота.
Рван и Хапун кинулись распрягать, но кучер, здоровенный косматый детина, ухмыльнулся, поигрывая кнутом:
— Ни к чему! Мы ненадолго.
А барыня с двумя слугами, такими же здоровыми, только безбородыми, пошла к трактиру. Увидела Вильку, остановилась — и позвала по имени!
Сердце у Вильки сперва обмерло от испуга и изумления — как вышло, что такая великолепная барыня знает ее имя? А потом забилось радостно и сильно. Потому что раньше самой Вильки поняло, что это и есть то самое чудо, о котором она просила.
Барыня ласково улыбнулась:
— Хочешь, я увезу тебя отсюда?
— Хочу! — выдохнула Вилька.
Тут на крыльцо выскочила Злыдня, то есть госпожа Скурк. Ей, видно, доложили о знатной гостье.
Злыдня сразу поняла, что к чему, и заголосила:
— Ой, кровиночку мою забирают! Бедную дитятку, сестрину дочку! Я ж ее растила, холила, ночей не спала, монетку последнюю от сердца отрывала, от себя, от детей своих…
— Сколько? — сверкнула бирюзово-синими глазами барыня.
Вилька поежилась: на дворе будто враз стало холоднее. Хотя после Ночи Всех Богов зима смирила свой норов. Мороз ослабел, дни стояли тихие, ясные, даже сугробы сделались меньше. Видно, Белому Графу удалось наконец поладить с Богиней.
— Я свою кровиночку не продаю! — взъерепенилась Злыдня, но вострые глазки так и забегали от жадности.
— Так я ее даром заберу!
Барыня взяла Вильку за руку, а барские слуги сделали каменные морды.
— Пятьсот! — выпалила Злыдня.
Барыня повернулась к одному из слуг и что-то тихо сказала. Тот, порывшись за пазухой, подал хозяйке пару длинных бумажных ассигнаций.
— Тут двести.
— Люди добрые! Смотрите, что делается! Среди бела дня как липку обдирают! — заголосила Злыдня. — Пятьсот. И золотом.
Красивые русые брови барыни грозно сошлись над переносицей.
— Бери, сколько дают, и радуйся! Или завтра на тебя наденут кандалы — мне мой снежный соглядатай многое о твоих делишках нашептал!
Барыня повернула голову к дальней стороне двора — там у забора снег лежал чистый, непритоптанный. Из него поднялась, слепилась кошка и побежала через двор. На ходу ее шкурка из искристо-снежной сделалась черной, гладкой, атласной. И совсем живой!
Вилька эту кошку сразу узнала. Та самая, что месяц назад приходила к ним в трактир и Пруну, сожителю Злыдниному, кровь пустила. Ох, и бушевал он потом! А Вилька просила богов, чтобы с кошкой все было хорошо.
Кошка добежала до загона мамок, перекрасилась обратно в белую и рассыпалась снегом.
Только тут до Вильки дошло, о чем шушукались работники при виде богатых саней, какие слова повторяли: "Белый Граф! Это герб Белого Графа!"
Теперь же по двору отчетливо пронеслось:
— Белая Графиня!..
Никто и пикнуть не посмел, когда барыня увела Вильку в карету.
В карете все было синее и снежное. Вилька обмирала на краешке дивана, боясь своими грязными руками, нищим платьицем и грубыми башмаками осквернить такую красоту.
В это время барынин слуга сходил со Злыдней в дом и вынес Вилькину метрику.
Барыня погладила Вильку по голове:
— Не бойся. Теперь все будет хорошо.
И улыбнулась какой-то своей мысли.
* * *
Когда-то даром зимы и Белым замком владел старинный ригонский род Хладов. Но к приходу вайнов от него остались только древний старик и его правнучка, не отмеченная Богиней. Один из ближних воинов Вайнмара, первого вайнского короля, был сильным магом зимы. Он женился на правнучке старого Хлада, получил от Нежи дар, от короля — графский титул и назвался Фростом, на вайнский лад. Однако удача Фростов оказалась недолгой. Внук первого Белого Графа погиб в битве с ланнами, не оставив наследников, и дар отошел ригонскому роду Данишей. Вместе с титулом, именем Фрост и всеми владениями, среди которых был и Белый замок под Альготой — еще одно чудесное творение древних зодчих.
