пройденное расстояние, двинулся наискось к противоположному берегу. Между берегами было около трёх километров, но расстояние удваивалось, если путник шёл не под прямым углом от берега, а делил прямой угол на равные доли и прокладывал свой путь по биссектрисе, хорошо известной математикам, а также прилежным ученикам старших классов. Стоило Андрею отдалиться от берега, как тот совершенно исчез из вида, и в кромешной темноте Андрей мгновенно потерял все ориентиры. Он был примерно в десяти километрах от города, но казалось, что тот канул в преисподнюю со всеми своими кварталами, мчащимися машинами и огнями. Андрей остановился посреди пустого пространства, смахнул рукавом пот со лба и посмотрел назад. Непроницаемая тьма окружала его, только едва заметный след от лыж показывал направление движения. А впереди было около десяти километров пути. Заблудиться проще простого! При свете дня Андрей за два часа добрался бы до нужного места, дошёл бы с закрытыми глазами. А теперь что?.. Он снова огляделся. Подумал несколько секунд, потом аккуратно переступил лыжами, изменив угол атаки на сорок пять градусов, чтобы двигаться к противоположному берегу под прямым углом. Даже если он немного собьётся, всё равно упрётся в обрыв, над которым стеной стоял сосновый лес. Левый берег залива, в отличие от правого, был покрыт самой настоящей тайгой, там и волки шастали, и медведи не были какой-то экзотикой. Был бы климат чуть помягче, там точно водились бы тигры и слоны, и тогда бы Сибирь перестала быть Сибирью, а сделалась какой-нибудь Африкой, в которой чего только нет… Поправив рюкзак, который уже не казался лёгким и удобным, Андрей двинулся дальше. Как-то жутко было стоять посреди ледяного плато без всяких ориентиров, без намёков на жизнь или хотя бы на сочувствие к жизни. Хотелось определённости, некоей окончательности и ясности — всего того, к чему нас приучила цивилизация.
Минут через сорок Андрей вдруг почувствовал под ногами бугристую поверхность и вдруг упёрся лыжами в стену, круто уходящую вверх. Подняв голову, увидел над собой тёмнеющие стволы деревьев. Это было неожиданно, минуту назад казалось, что он заблудился и идёт в пустоту. Неудивительно, что люди кружат и замерзают в двух шагах от жилья, а полярники ходят между своими домами по туго натянутым верёвкам (когда между домами несколько десятков метров). Андрею тоже не помешала бы верёвка, а ещё лучше — нить Ариадны! На худой конец — колобок из сказки, который катится по снегу и прокладывает лыжню. Ещё бывают сапоги-скороходы, а в жарких странах широко разрекламирован ковёр-самолёт. И уж давай сюда до кучи лук-самострел и шапку-невидимку. Вот была бы красота! Дай-ка Андрею все эти чудеса, он бы мигом всё исправил! Однако, как сказал поэт: «…нет места вымыслам чудесным, рассудок всё опустошил!» И приходится теперь пользоваться подручными средствами: кулаками, локтями и собственной головой. (Как остроумно выразился другой российский пиит: «Кроме мордобития — никаких чудес!») Но ведь есть же ещё холодное оружие, и есть ещё всякие стрелялки-взрывалки! Но Андрей всё это недолюбливал. Кулаки как-то надёжнее. Ведь собственные руки всегда при тебе. Разящее «нуките» в исполнении мастера куда страшнее воровской финки с наборной ручкой из цветного стекла, а удар пяткой в лоб гораздо надёжнее выстрела из помпового ружья двенадцатого калибра. Да и сидеть меньше, если уж придётся, — уголовный кодекс Андрей всё же чтил (в известной мере).
За такими рассуждениями и воспоминаниями пролетел ещё час. Андрей теперь двигался вдоль береговой линии, повторяя её замысловатую форму. Слишком удаляться от берега он опасался и шёл в нескольких метрах от обрыва. Но в какой-то момент берег вдруг резко ушёл вправо, и Андрей остановился. Это был залив «Малый Калей». Если продолжать идти вдоль берега, километров десять будет петля. А напрямки кинуться — меньше километра. Поневоле приходилось рисковать. Андрей ещё прошёл вдоль обрыва метров сто, а затем резко повернул влево и пошёл в зияющую темноту.
Его расчёт оправдался: через десять минут он упёрся в мыс, далеко выдающийся в море, и снова пошёл вдоль обрыва, под заснеженными елями и берёзами. Теперь заблудиться было невозможно. Следующий залив был его: пять километров вдоль извилистого берега, а затем поворот направо и — шуруй вглубь материка до самого конца. Главное, не заснуть на ходу. Сказывалась усталость: тело налилось тяжестью, в голове стучал молот. Плечи болели от ремней, ломило спину. Хотелось опуститься прямо в снег, закрыть глаза и уснуть. Однообразие усыпляло. Казалось, никогда не кончится зловещий строй деревьев над головой. На всём земном шаре ночь, зима, веет холодный ветер с колючими снежинками, и всё так глухо и безнадёжно, что хочется исчезнуть, раствориться в этой пустоте. Андрей шёл без остановки уже четвёртый час. По правилам зимних походов полагалось бы сделать привал, разжечь костёр, выпить горячего сладкого кофе, съесть пяток бутербродов с маслом, сыром и колбасой… Но он упрямо шёл вперёд. Да и какой может быть костёр на льду? Подниматься наверх и там шариться в глубоком снегу в поисках веток?.. Уж лучше вовсе без костра. И он всё шёл и шёл. Временами впадал в транс, и тогда ему чудилось, что он летит на самолёте и даже слышит гул турбин. За окном кромешная тьма, а в салоне тепло и уютно, и если нажать красную кнопку над головой, тотчас явится стюардесса — симпатичная девушка в синем кителе и белой блузке — и спросит ласковым голосом, что ему надо. А ему ничего не надо, он хочет знать, когда кончится полёт и можно будет разогнуть затёкшую спину, сбросить на землю ненавистный рюкзак, выпить стакан чаю, снять лыжи с ног и упасть на мягкую перину… Андрей вздрогнул и открыл глаза, резко остановившись. Он всё-таки уснул на ходу, да так неудачно, что пропустил поворот направо. Он стоял посреди снежной пустыни. Ни обрыва, ни деревьев над головой, ни намёка на жильё. Оставалось лишь одно: пойти по своим следам обратно. К счастью, он ушёл недалеко — через сто метров он разглядел в темноте высокий обрыв. Береговая линия в этом месте делала резкий поворот и пропадала во тьме — так начинался Большой Калей, многокилометровый залив, по берегам которого понастроили домов и коттеджей все те, кто побогаче и пооборотистее. Место дивное, заповедное, богатое ягодами и грибами, а также новыми русскими и иже с ними, по которым, стало быть, давно уже плачет тюрьма.
Андрей бывал в этих местах летом, при свете дня, среди буйства красок и цветов, медоносных запахов и свежего дыхания обширной Байкальской акватории. Добирался до места
