усердия у меня дрожат руки. Чиркаю платиновой зажигалкой и робкий огонёк разбивает мрак, но тут же гаснет.
— Дерьмо, — сквозь зубы ругаюсь я, и пробую вновь.
Но от влаги, ветки ни как не хотят разгораться. Я раздражаюсь все больше.
— Подожди, — Лилит подбирается ко мне, и молча подкладывает что-то внутрь моего неудачного костра.
Удивленно приподнимаю бровь.
— Попробуй теперь, — она отодвигается в сторону, и старается не встречаться со мной глазами.
— Хочешь сказать, что я не способен развести огонь?
На ее губах появляется легкая полуулыбка.
— Ты хорошо справлялся, — бросает на меня ироничный взгляд, — В сосне есть живица, — объясняет она, — В сырую погоду она хорошо горит.
— Живица? — переспрашиваю я, и опять чиркаю зажигалкой. Огонек разгорается, вспыхивая искрами и темноту освещает небольшой костерок.
— Смола, — отвечает она и самодовольно улыбается, — Древесина хвойных пород легко загорается и дает больше тепла…
— Я не знал, — смущенно говорю я.
— Не всё пишут в книгах, — хмыкает Лилит и отворачивается.
Между нами повисает напряженная тишина. Мы оба молчим, глядя на огонь. Я протягиваю к розовато-красному пламени руки. От тепла кожу покалывает, но идущего от костра жара не хватает, чтобы прогнать этот жуткий холод из костей. Огонь отбрасывает тусклый красноватый свет, я слежу, как дым выходит через прогрызенные дыры вместе с теплом, оставляя после себя сосновый аромат и легкий запах гари.
Я замечаю, как Лилит дрожит.
— Иди сюда, — тихо прошу я, — Внизу холод так же опасен, как и в горах.
— Мне и здесь неплохо, — она утыкается носом в дубленку.
Наверное, мое предложение кажется ей слишком интимным. Я и сам не рад такой близости с измененной, но так мы можем согреться.
— Никто не узнает, что ты была в объятиях аристократа, — Лилит поднимает на меня глаза, и я встречаю ее затуманенный усталостью взгляд, — Это ради выживания.
— Наверное, я плохо молилась, раз оказалась здесь с тобой, — бурчит она, и все-таки перебирается ко мне, — Но не думай, что ты мне нравишься, — голос звучит, как предупреждение.
— Не буду, — я обнимаю ее и притягиваю к себе. Ее голова упирается в мое плечо, и я чувствую, как она напрягается даже через слой одежды.
Здорово ощутить кого-то живого рядом с собой.
— Ты меня боишься? — я наклоняюсь к ней.
— Нельзя за несколько дней перестать ненавидеть того, кого привык ненавидеть всю свою жизнь, — Лилит поднимает голову, — Да и здесь мы на равных. Смерти все равно какой у тебя костюм.
Смотрю на нее и пытаюсь понять, как мне ей ответить.
Лилит продолжает.
— Но я помню, какого цвета моя. Черного, как форма стражника. Белого, как костюм совершенного. И темно-синего, как твой смокинг.
У меня пересыхает во рту, и по позвоночнику поднимается жар тошнотворного стыда. У меня возникает дикое желание оправдаться. Я глотаю слюну.
— Очень легко решать судьбу, когда видишь только цифры, — с трудом выговариваю я и слегка отодвигаюсь от нее, не хочу, чтобы она заметила, как быстро стучит мое сердце.
— Чтобы ты мне сейчас не сказал, мне плевать.
— Знаю.
Лилит недовольно косится на меня.
— Здесь всё кажется другим, но на самом деле, ничего не изменилось.
— Может быть, — ладони у меня мокрые от пота и я незаметно убираю их в карманы.
— Только не говори, что вдруг стал сочувствовать нам?
— Мир дает бесконечную возможность пересмотреть свои взгляды.
— Поэтому ты решил вытащить меня из горящего «Икаруса»? — поддразнивает меня Лилит, и мы встречаемся с ней взглядами.
— Я не хотел опять остаться один, — честно отвечаю я.
— Значит, твой эгоизм сыграл мне на руку.
— Не только тебе, — хмыкаю я.
Лилит молчит. Сворачивается калачиком, и через несколько минут, я чувствую, как она расслабляется и через минуту, засыпает. Я вновь пододвигаюсь к ней ближе и обнимаю. Это маленькое преступление и у меня нет оправдания. Собственное поведение кажется мне неправильным, но оно выглядит таким нормальным.
Во сне Лилит поворачивается ко мне, и доверчиво утыкается носом в мою грудь.
Я не в силах вздохнуть. Не в силах даже пошевелиться.
С силой зажмуриваюсь.
Регламент не может ошибаться.
Не может.
Потому что если это правда. Если допустить, что все ложь, то какие ещё жуткие секреты скрывает корпорация «Возрождение»?
Глава 43
Лилит
Я просыпаюсь первая, но не чувствую себя отдохнувшей. Ночь постепенно отступает. Я слушаю размеренное дыхание Макса. Его бедро прижимается к моей ноге и я не делаю попыток отодвинуться. Опускаю глаза и смотрю на наши переплетенные вместе пальцы, чувствуя его тепло сквозь перчатки.
Даже после самой разрушительной катастрофы, природа имеет необычайную способность найти в себе силы снова возродиться и Цветок умерших, лежащий в моем кармане, лучшее тому доказательство. Все вдруг встает на свои места: чистильщики, рыскающие по карантинным зонам. Призрак, всеми силами пытающийся его вернуть. Он как никто другой понимает, этот зеленый росток станет символом бунта.
Началом новой эпохи.
Мой желудок сжимается и я отстраняюсь от Макса. Холод тут же пробирается между нами и он морщится, но не просыпается. Несколько секунд я смотрю на его лицо, черные провалы под глазами, слегка приоткрытые губы и едва заметную ямочку на левой щеке.
Он даже спит красиво.
Вязаная шапка почти съехала на затылок и непослушная прядь каштановых волос падает ему на лоб. О таком парне любая девушка может только мечтать и влюбиться в него без памяти. Но проблема в том, что Макс не просто парень.
Он один из аристократов. Житель Верхнего мира. Потомок перворожденных и будущий советник.
Не удержавшись, я снимаю перчатку и касаюсь его перепутанных волос кончиками пальцев. Просто хочу удостовериться, что он человек из плоти и крови. Пряди оказываются мягкими, как я и ожидала. Макс хмурится и я резко одергиваю руку. Сердце колотится о ребра и
