пледы и подушку.
На фабрике было тихо – сумерки переходили в глубокую и плотную темноту. Воздух был еще теплым, а вечерами бриз почти не чувствовался – море успокаивалось, и слышны были лишь прибой и редкие выкрики возниц, что забирали засидевшихся в тавернах работяг.
Я присела на скамью, и смотрела в горизонт, который вот-вот погаснет – темнота здесь наступала так же неожиданно, как и на нашем юге – только ты видел тонкую щель над водой, свет из которой вполне позволял видеть очертания предметов, а моргнув, оказывался черном ящике.
– Я надеялся, что ты согласишься встретиться, - голос в полной темноте позади меня напугал, но все же, я узнала Бертона.
– Ты должен был вернуться завтра, - стараясь как можно ровнее говорить, ответила я и обернулась. Небольшая дверь, что была прорублена прямо в большой воротине открылась, и я услышала шаги:
– Все хорошо, миссис Гранд? – Люк слышал, что я приехала. Он знал, что я всегда сижу здесь, прежде, чем войти, и услышав Бертона он забеспокоился, за что я была благодарна.
– Да, Люк, мистер Гранд – мой хороший знакомый. Если тебе не трудно, согрей чайник, - ответила я в сторону темной фигуры на фоне освещенного масляным светильником дверного проема.
– Думаю, пришло время попросить прощения, Рузи, - неуверенно заговорил Бертон, как только очертания Люка пропали из светящегося прямоугольника. – Вернее, давно было пора, но мне нужно было побыть в другом месте.
– Я тебя понимаю, Бертон, и рада, что ты последовал моему совету. Я не зла на тебя, потому что… - я не могла сказать, что пережила много худший вариант предательства, после которого у меня не было шансов на счастье, если бы Бог не решил дать мне новый шанс.
– «Потому что»? – повторил он.
– Потому что твоя злость не имела основания, и ненависти ко мне у тебя не было. Это горе, которое заставило тебя измениться. Я жалею лишь об одном – что наша первая и последняя встреча состоялись тогда, когда ты не был счастлив, и врал себе, что все хорошо, и все можно решить терпением.
– Ты права, Рузи.
– Чай готов, миссис Рузи, - сказал негромко Люк, и мы направились ко входу.
Прямо у входа, сразу за воротами стояли несколько бумажных коробов, которые завтра на корабле уложат в деревянные ящики. Мы аккуратно прошли между тюками, и за Люком, что нес в одной руке лампу, а в другой чайник, поднялись на второй этаж.
– Ничего себе. Ты здесь работаешь? – заинтересованно осматривался он.
– Можно сказать и так, - улыбнулась я, и радовалась, что он шел позади, и улыбки моей просто не мог увидеть.
Бертон, похоже, не знал, о чем говорить, но уходить не хотел, поэтому он что-то болтал о своей поездке, о том, что есть места, где нет зимы вовсе, а ему необходимы просто эти снежные картинки за окном, о том, что почти две недели на корабле кажутся годом, и интересно только первые пару дней.
Я смотрела на него внимательно, и мое сердце пело – он больше не страдал. Его не тяготили проблемы, что, скорее всего, были постоянными с появлением в его жизни Анны, он не винил никого. Он смеялся, радуясь возвращению домой.
– Ты не ответила мне на вопрос, - вдруг обратился он ко мне, а я не сразу поняла, что он хочет.
– На какой вопрос?
– Я спрашивал, как отблагодарить тебя за то, что помогла, и наша семья не стала самым обсуждаемым вопросом, - улыбнувшись, спросил он.
– Отнекиваться, думаю, нет смысла, но пока у меня нет особых пожеланий. Я обязательно сообщу тебе, как только что-то придет на ум, - ответила я.
– Думаю, я должен ехать домой. Рональд сказал мне, что ты поехала на фабрику, и я с трудом выбил из него адрес. Элиот еще не знает, что я здесь.
– Не буди его. Он и правда, уже, думаю, не доживет до осени, Бертон. Сказал, что главное – увидеть тебя, и найти мне мужа вместо себя, - посмеялась я, но Бертон вдруг опустил глаза.
– Я не мог остаться, Рузи, надеюсь, он это понимает, - грустно сказал он, и я протянув руку взялась за его плечо.
– Понимает, даже не переживай, Бертон. Поезжай к нему, чтобы утром он увидел тебя, и день его начался счастливо. Я приеду в среду или в пятницу. У меня есть еще важные дела, но я обещаю, что навещу вас, - я встала, давая понять, что ему пора.
– Я могу подвезти тебя домой, здесь опасно даже коляску искать, махнул он головой в темноту, где раздалось цоканье копыт. Его карета ждала на улице.
– Нет, я останусь, мне нужно поработать, - ответила я, и хотела уже закрыть за ним двери, но он шагнул обратно:
– Чем ты здесь занимаешься? Быть может, я могу найти для тебя что-то более приличное? – он явно переживал за то, что я остаюсь здесь с Люком. Женщины на втором этаже спали, а наше общежитие сейчас было хорошо отгорожено от общего зала.
– Не переживай. У меня все под контролем, - ответила я и засмеялась. Дождалась, когда карета подъедет к освещенному квадрату, Бертон сел, и пока не потерялся в темноте, наши взгляды не отпускали друг друга. Теперь это был тот самый Бертон, которого я увидела на площади. Теплые карие глаза, мягкие, не напряженные черты лица, спокойный голос. Хорошо, что он вернулся прежним, хорошо, что беда не изменила его.
Люк спал в углу, на хорошем топчане, матрас и постель с которого сворачивал на день. Но все равно, в этот угол сложно было попасть без его разрешения – на столах, что окружали топчан в только ему известном порядке лежали запчасти, казалось, от целого вертолета.
– Миссис Рузи, я закрою. Вам и правда, стоило бы поехать домой – рано утром здесь будут страшно шумно, - хотел пристыдить меня Люк, но я только улыбнулась
Рано утром, и правда, несколько телег подъехали к фабрике, началась погрузка. Марита и Леова проверяли тюки, краской отмечали посчитанные, заворачивали в брезент. Я смотрела на это из окна под шепот девушек, что завтракали за стеной в цехе перед началом рабочего дня.
Дирк нашел мне коляску, и я отправилась домой, чтобы помыться, одеться и поехать в больницу.
