Лампочки на панели переключались очень долго. Несколько раз лифт останавливался, высаживая и подбирая случайных пассажиров, которым наверняка хорошо икалось от моих проклятий.
Наконец, створки открылись, чтобы впустить меня в небольшую кабину с зеркалом напротив входа. Как только я уехал, капитан прерывисто вызвал по рации:
– Дим… ы… месте?
– Еду, – ответил я. – Сигнал теряется, я вас не слышу.
Чтобы посадить лоцмана на среднее судно, достаточно перекинуть веревочный трап через фальшборт на верхней палубе. Тогда офицер может спокойно выйти и, дыша свежим воздухом, ждать заветную лодку с гордой надписью “Pilot”. Но, если дело касается крупногабаритных посудин, то для лоцманской станции отводят место пониже, где-то на уровне машинного отделения. Дорога туда несколько дольше. Нужно попасть в подпалубный коридор и спуститься к люку по отвесной лестнице.
Через отверстие для гидравлической двери был перекинут трап. Я встал одной ногой на балясину, чтобы проверить, насколько хорошо его закрепили. Матросы удобно устроились неподалеку и болтали о чем-то своем на тагалоге.
Из-за кормы показался буксир с двумя дополнительными огнями, демонстрирующими, что на борту лоцман. Еще несколько лет назад, когда я был кадетом, меня научили, как их легко запомнить: белая фуражка и красный нос. Именно в таком порядке и были установлены сигнальные лампы. Сам толкач принадлежал старейшей морской компании “МакАллистер”, основанной двумя братьями-ирландцами еще в конце девятнадцатого века, поэтому носил их фамилию, как было принято на всем восточном побережье США.
– Буксир у борта, – обратился я к мостику и передал слова американского штурмана: – Полный вперед! Для посадки нужно десять узлов.
– Хорошо, сейчас, – ответил капитан.
– Минутку, – крикнул я седому мужчине в надувном жилете поверх клетчатой рубашки. Он кивнул в ответ.
Судно продолжало идти к берегу на малом ходу. Несмотря на приказ, ничего не произошло.
– Разгоняйтесь, разгоняйтесь! – начал возмущаться лоцман.
– Мастер, полный вперед, – вежливо напомнил я.
– Помню, помню, – отозвался Антон Сергеевич. – Еще пара минут.
– Подождите немного! – бросил я в сторону буксира.
– Что у вас там происходит? – лоцман уже не на шутку рассердился. – Полный вперед, ау!
– Вы разгоняетесь, или как? – спросил я у мастера. – На меня уже орут.
– Потерпи еще немного, – ответил Антон Сергеевич. – В процессе.
Я попробовал отмазаться перед грозным штурманом, выслушивая грязную американскую ругань в ответ. Чтобы не беспокоить мастера – мало ли, что там случилось, – пришлось взять удар на себя и сыграть роль болванчика, не способного на элементарные действия.
– Готово, – сообщил капитан по прошествии долгих десяти минут.
Лоцман нервно выдохнул и залез на борт по веревочной лестнице.
– Вот такую скорость и держите, – недовольно произнес он. – Трап можете сложить.
– Следуйте за мной, – сказал я, изо всех сил демонстрируя фальшивую улыбку.
– На лифте не поеду, – злорадно сказал американец. – Я берегу здоровье, поэтому только пешком.
То-то мне его лицо показалось таким принципиальным. Есть целый класс людей, которые упираются в одну идею-фикс и осуждают всех, кто поступает вопреки их убеждениям. Если бы этот джентльмен жил у нас, то обязательно подсел бы на сыроедение и таскал по пароходам судочки со злаками, которые нужно употреблять строго по часам в ущерб здоровому предутреннему сну.
– Капитан, что это было? – строго спросил лоцман, когда мы добрались до мостика. В отличие от меня, американец не запыхался и дышал размеренно.
– Чистое недоразумение, – приветливо ответил Антон Сергеевич. – Рыбака пропускали, и не могли разогнаться.
– Что ж, бывает, – усмехнулся дедуля.
