Радикал возвышался над ним, медленно помахивая медальоном. Мгновение спустя к нему, потирая бок и морщась, присоединился Дуглас.
— Похоже, он сломал мне пару ребер, вот здесь, — проскрежетал он знакомым тряским баритоном. — Что за дьявольщина?
Прямо у них на глазах нечеловечески мускулистая фигура строителя как-то сдулась и превратилась в коренастого лысеющего мужчину в мешковатой одежде, который лежал, уткнувшись лицом в грязь, и рыдал так, как будто у него разрывалось сердце. Дуглас тряхнул львиной гривой и обернулся к своему спасителю.
— Я — Том Дуглас. Большое спасибо, что спас мою задницу.
— Не стоит благодарности, приятель.
Дуглас шагнул вперед и обнял высокого белокурого юношу, и толпа разразилась радостными криками. Солдаты национальной гвардии обратились в бегство, бросив свой бронетранспортер.
Когда зажужжали телекамеры, Том Дуглас провозгласил Радикала своим товарищем по оружию и призвал устроить такой буйный праздник, подобного которому еще не видели в Бэй-Эриа. Пока полиция держала свое тревожное оцепление, а национальная гвардия зализывала раны, тысячи студентов хлынули в парк, чтобы чествовать героев-победителей. Брошенный бронетранспортер превратили в импровизированную сцену. По всему парку, словно разноцветные грибы, выросли палатки. Музыка, наркотики и выпивка лились рекой весь день и всю ночь.
А центром всех этих торжеств были Том Дуглас и его таинственный избавитель, окруженные прекрасными, сговорчивыми женщинами — и едва ли нашлась бы среди них более прекрасная и более сговорчивая, чем похожая на тростинку брюнетка с глазами цвета спрессованного льда, которую все называли Подсолнух и которая точно приросла к боку Радикала, как сиамский близнец. Незнакомец не назвал никакого иного имени и уклонялся от всех вопросов о своем происхождении, а о том, как ему удалось оказаться в нужном месте в нужное время, отвечал с застенчивой улыбкой:
— Я оказался там, потому что был нужен, приятель.
На рассвете следующего дня он незаметно ускользнул из редеющей толпы празднующих и исчез. Больше его не видели.
* * *
Весной 1971 года все обвинения против Тома Дугласа, проистекающие из столкновения в Народном парке, были сняты — по рекомендации доктора Тахиона, который по поручению СКИВПТа был призван на помощь в расследовании этого инцидента, — как раз в тот момент, когда новый альбом «Дестини» «Город ночи» поступил в продажу. Вскоре после этого Дуглас произвел в мире рока сенсацию, объявив, что прекращает свою деятельность — не только в качестве музыканта, но и в качестве туза.
Он прошел экспериментальный курс лечения у доктора Тахиона и попал в тридцать процентов тех счастливчиков, на кого оно подействовало. Король ящериц исчез навсегда, оставив после себя Томаса Мэриона Дугласа, который умер шесть месяцев спустя. Его потребление наркотиков и алкоголя достигло таких размеров, что лишь жизнестойкость туза помогала ему остаться в живых. Как только он лишился ее, его здоровье начало стремительно ухудшаться. Дуглас скончался от пневмонии в захудалом парижском отеле осенью 1971 года.
Что же касается строителя... В беседе с доктором Тахионом на следующий после столкновения день госпитализированный для обследования с небольшой контузией Войтек Грабовски настаивал на том, что враги не сломили его. «Тебе нужна лишь любовь», — гласила народная мудрость того времени — но именно любовь стала причиной его поражения: когда он бросился на толпу, то увидел перед собой Анну, свою жену, которую потерял два с половиной десятилетия назад.
Конечно, она была не совсем той Анной, поведал он печально; были некоторые различия: цвет волос, форма носа. И, разумеется, Анна никак не могла быть женщиной чуть за двадцать.
А вот их дочь вполне могла. Грабовски был убежден, что в конце концов нашел дитя, которое никогда не знал. Чудовищное осознание того, что собственный гнев чуть было не заставил его погубить все самое дорогое в мире, в единый миг лишило его сил, так что существо, на чью шею Радикал набросил медальон, находилось в состоянии превращения из туза в нормальное человеческое состояние.
Тронутый его рассказом, доктор Тахион помог Грабовски прочесать всю Бэй-Эриа в поисках его дочери. Однако инопланетянин никогда не надеялся отыскать ее: в тот миг, когда Грабовски показалось, будто он видел ее, Том Дуглас приходил в себя, и силы Короля ящериц все еще действовали. А его черная аура могла заставить человека увидеть то, что ему больше всего хотелось видеть. По мнению Тахиона, именно это и произошло.
Как он и ожидал, поиски ни к чему не привели. В любом случае, он смог уделить Грабовски совсем немного времени, несмотря на все сострадание к судьбе этого человека. После трех недель помощи Грабовски и СКИВПТу он вернулся к себе в клинику. Пару месяцев спустя ему стало известно, что Грабовски исчез — вне всякого сомнения, чтобы продолжить поиски своей семьи. С тех пор никто больше не слышал ни о Войтеке Грабовски, ни о строителе.
Что же касается Радикала...
* * *
Ранним утром шестого мая тысяча девятьсот семидесятого года Марк Медоуз, шатаясь, брел по аллее Народного парка, одетый в одни только джинсы и с гудящей головой. Он не помнил, что с ним произошло, он вообще едва сознавал, где находится. Его окружили остатки празднующих, которые еле держались на ногах от усталости, но взахлеб рассказывали о фантастических событиях прошлых суток.
— Жаль, что тебя там не было, приятель, — твердили они.
Когда они принялись описывать все происшедшее прошлым утром, в сознании Марка начали всплывать странные обрывки воспоминаний, сюрреалистические и бессвязные. Возможно, он был там.
Вспоминал ли он то, что пережил сам? Или это не выветрившаяся до конца кислота породила этот калейдоскоп картинок, навеянных восторженными описаниями, которые десяток свидетелей вывалил на него разом? Марк знал лишь, что Радикал олицетворял собой воплощение его самой безумной мечты: Медоуз в образе героя.
И когда он увидел Кимберли стоявшую неподалеку с растрепанными волосами и мечтательным взглядом, которая сказала ему:
— Ах, Марк, я только что познакомилась с совершенно потрясным чуваком! — то понял, что все его надежды стать ей чем-то большим, нежели просто друг, улетучились. Если только он на самом деле не был Радикалом.
Разумеется, он знал, что ему делать. За время своего уличного ученичества Марк узнал гораздо больше, чем ему казалось до этого. Вечером он сидел по-турецки на своем матрасе с печеньем и комиксами и сжимал в ладони пригоршню ЛСД, стоившую ему всех денег, на которые он должен был жить следующие две недели. К тому времени, когда он проглотил первую таблетку, им овладело такое возбуждение, что почти не требовалось наркотика, чтобы получить кайф.
Чем, собственно, все и ограничилось. Никаких превращений в Радикала. Ничего. Целую неделю он не выходил из квартиры, питаясь заплесневелыми крошками и закидываясь все большей дозой кислоты всякий раз, едва предыдущая прекращала свое действие. Ничего. Когда Марк наконец выполз на улицу за новой порцией наркотиков, перед глазами у него все расплывалось.
