она танцевала. Ты видел, брат?
— Нет, — отозвался Кемаль. — Мама никогда не танцует. Я не видел.
Сыновья ушли, Фериде пошла в дом, гремела посудой, опять напевала, а он сидел в самом прекрасном саду, дышал сладким воздухом, слушал море, а потом полез под подушку и достал телефон, включил, посмотрел на экран. Еще три сообщения от банка и восемь пропущенных звонков от Леонида. Он вздохнул и нажал на «набрать». И то ли оттого, что он так долго пытался сдерживаться, то ли от всех накопившихся переживаний, то ли от обиды на Тамарочку, но, когда на той стороне он услышал голос, у него из глаз полились слезы.
— Сволочь! — выдохнул он в телефон. — Вот же ты сволочь! — И разрыдался.
Минут через десять они уже перестали плакать и кричать друг на друга и смогли говорить нормально.
— Как ты мог меня бросить? Как ты мог? — повторял он. — Да ни одна гнида, ни одна паскуда так не сделает!
— Я же тебе объяснил! Ну, прости меня, Коля! Я, честное слово, собирался уже лететь тебя искать, я звонил в отель, там не смогли тебя найти, я места себе не находил!
— Я чуть не погиб! Ты понимаешь? Чуть не погиб!
— Хочешь, я прилечу?
— Не хочу!
— Где ты? Хотя бы скажи, где ты сейчас?
— Не скажу!
— Что с тобой случилось?
— Неважно.
— Ты в больнице?
— Какая тебе разница, тебе же наплевать!
— Мне не наплевать! Скажи, в какой ты больнице!
— Я не в больнице, я у людей, у очень хороших людей. И вот им на самом деле на меня не наплевать, в отличие от тебя!
— Коля, пожалуйста, я же попросил прощения, я жутко виноват перед тобой, но я не мог поступить иначе, понимаешь? Я нашел ее… Оказалось, она была в нашем же отеле.
— Кого?
— Лиду. Лидочку!
— Твою… Ты о какой Лидочке? Ту самую? — Он вдруг забыл, что должен был сердиться.
— Ну да.
— О которой нельзя было даже говорить?
— Ну да, да!
— Твоя юношеская любовь?
— Почему юношеская? Она у меня одна, одна на всю жизнь.
— У нас в отеле? Она была там? Да так не бывает!
— Бывает, представь себе! Вот поэтому я за ней и помчался и бросил тебя, за что мне, конечно, никогда не будет прощения. Она уже уезжала в аэропорт, и я поехал с ней. Я же не мог не поехать, не мог ее отпустить. Понимаешь?
— И где она теперь? Вы вместе? Ты с ней?
— Да.
— Вот это да! Ах ты, жучара!
— Я ее нашел, Коля, понимаешь? Я с ней! Я ее нашел!
— И как? Как она-то? Счастлива? Вы счастливы?
Леонид вдруг замолчал, а потом вздохнул.
— Да в том-то все и дело. Она не знает, что я ее нашел…
Лидочка. Сейчас
— Добрый вечер, Лидия Андреевна, — сказал он. — Вы позволите мне войти?
— Да-да, — осторожно сказала она.
Лидочка сидела в кресле у окна, закутавшись в плед, волосы аккуратно причесаны, на губах помада, он сразу заметил, что она подкрасила губы. Для него?
— Я Николай, — начал он, но она тут же перебила его:
— Разумеется, я вас помню. Простите за мой домашний вид, я не была настроена принимать гостей, но мне сказали, вы ждете меня уже давно. Так что я сделала исключение. Хотя я сегодня как-то не очень…
— Я очень благодарен вам. Вы ведь так устали, — подсказал Леонид.
— Возможно. — Она прищурилась. — А откуда вам знать? Присаживайтесь, кстати, если желаете. Вон туда, на тот стул, там удобно. Я вижу, вам трудно стоять, у вас трость. Или это просто трость для шарма?
— Благодарю вас. — Он опустился на стул, пристроил трость у стола. — Я травмировал ногу, поэтому пока пользуюсь тростью. Откуда я знаю, что вы устали? Ну, как же, у нас ведь с вами был такой утомительный день.
— У нас? У меня с вами? — Она удивилась.
— Конечно.
— Вы хотите сказать, что мы провели сегодняшний день вместе?
— Да-да.
— И чем же мы занимались, позвольте вас спросить?
— Мы гуляли. Да, сначала мы отправились гулять.
— Гуляли? — Она приподняла одну бровь. — И где же?
— Мы долго не могли решить, на улице собирался дождь, и мы не знали, стоит ли отправиться на прогулку, или лучше остаться дома, но мы рискнули. И не прогадали. Мы поехали в центр города.
— На чем?
— На моей машине. У меня большая машина.
— «Волга»?
— Да.
— Черная?
— Да.
— А какого цвета шторки сзади?
— Бежевые.
— Хм, могли бы и не говорить, я прекрасно помню вашу машину.
Она улыбнулась, и у него отлегло — он затеял эту игру на свой страх и риск. С таким же успехом она могла рассердиться на него и выставить за дверь, но ей стало интересно, а значит, свою первую маленькую победу он почти одержал. Теперь главное было — не сдаваться и продолжать.
— Мы поехали в центр и решили погулять там…
— На бульварах? — подсказала она.
— Да, на бульварах.
— Мы поехали сначала на Гоголевский?
— Верно.
— Тогда погода уже совсем наладилась, я помню. Но у вас с собой ведь был зонт? Или это была ваша трость?
— Это такой зонт. Большой. Зонт-трость. Очень удобная вещь. На него можно опираться.
— Практично. И что же было дальше?
— Дальше мы пошли гулять по бульвару. Ходили, сидели на лавочке, много разговаривали, там еще играли дети с маленькой собакой, очень забавные, мы на них смотрели, потом пошли дальше, потому что мы торопились.
— Мы торопились, да. Конечно, я помню. А почему мы торопились?
— Потому что мы шли в театр.
— А ведь и правда! — обрадовалась она. — Я так давно не была в театре. Как хорошо, что вам пришла в голову эта мысль — пригласить меня в театр. И как прекрасно, что вы достали билеты! Мы ведь были в Театре оперетты?
— Да-да, — кивнул он.
— Я обожаю «Летучую мышь»! — Она отбросила в сторону плед и посмотрела на него с настоящим восторгом в глазах. — Собаку Шульца зовут Эмма!
— Бедный Гектор!
— А-ха-ха! Какая чудесная оперетта! А кто пел Адель? Шмыга?
— Да, мы попали на первый состав.
— Она была хороша! Танечка Шмыга, да… Хотя она немного сдала в последнее время, вам не показалось?
— Да, это точно.
— Ну надо же, а я все думаю, ну почему, почему у меня в голове весь вечер крутится это: «Пойду к Максиму я»?
— Там ждут меня друзья, — подхватил он.
— Постойте! — вдруг резко оборвала она его. — А в чем же я ходила?
