правду, правдивое слушает, воздает должное, за тем столом, где ел хлеб, зла не творит, за добро злом не отплачивает, ведет добрые речи, в беде видит благо».
Из приведенного фрагмента явствует, что профессиональные корпорации в средневековом мусульманском городе опирались в моральных и поведенческих нормах на своего рода общепринятые «кодексы чести», которые могли фиксироваться и письменно. Так, Фарид ад-Дину ‘Аттару приписывается небольшая поэма под названием «Футувват-нама» («Книга о благородстве»). Приведем для сравнения фрагмент из начала поэмы:
Перво-наперво надо быть правдивым,
Подобно [людям] благонравным, сторониться зла.
Ко всем надо выказывать дружеское расположение,
Не говорить: «Вот этот – ядро, остальные – скорлупа».
[Надо быть] свободным от дурных страстей,
Держаться чистосердечия и непорочности.
Если человек благородный лишен верности,
То все его деяния – сплошь обман и лицемерие.
Каждый, кто наделен благородством (джаванмарди) от
природы,
В сердце своем простит и друга, и врага.
Другому надо желать того, чего
Для себя желаешь, [тогда] вреда тебе не будет.
Очевидно, что ‘Аттар ведет речь о том же наборе моральных качеств, которые ранее были зафиксированы в «Кабус-нама», относя их, видимо, по преимуществу к суфиям.
Судя по общему тону изложения и характеру вставного рассказа, Кай-Кавус вряд ли полагает, что его сын пополнит ряды джаванмардов, однако считает, что тому придется в своей жизни иметь с ними дело.
Заканчивается книга рассуждением автора о свойствах разума, который он подразделяет на два типа: разум природный и разум благоприобретенный. Считая первый даром Господа, автор советует, главным образом, как развить второй, достигаемый приобретением знаний.
«Кабус-нама» – книга уникальная по обилию рассматриваемых социально-бытовых ситуаций, в которых автор представляет своего сына. Ни одно дидактическое произведение классической поры не может сравниться с этим памятником по обилию сведений об укладе жизни высшего сословия, а также о профессиональной и социальной структуре средневекового общества в целом. Основной целью поучения является завоевание прочного положения в жизни путем приобретения «доброй славы» (никнами) на каждом из возможных поприщ. Автора интересуют не столько технические навыки каждой из описываемых профессий, сколько психологическая сторона дела. Например, в главе о профессии врача, которую Кай-Кавус знает в деталях, он больше сосредоточен на том, как нужно обеспечивать себе широкую практику, завоевывать доверие пациента и извлекать наибольшую выгоду.
Несмотря на тематическое разнообразие «Кабус-нама», этот памятник отличает продуманная и стройная композиция. Чаще всего тема каждой последующей главы упоминается в предыдущей, или же в начале новой главы автор ссылается на содержание предшествующей. Внутри каждого из трех тематических блоков – интродукции, «домостроя» и профессионально-сословной части – в известном смысле соблюдается принцип иерархии. Каждый из блоков, в свою очередь, имеет некое подобие введения и заключения, с помощью которых маркируется новый тематический круг.
Очевидно, что широкий тематический диапазон «Кабус-нама» указывает на синкретическую природу сочинения, представляющего собой свод материалов дидактического характера, почерпнутых из разновременных и разнообразных с точки зрения жанра источников. С одной стороны, эта книга как бы подытожила очень старую и практически сошедшую на нет дидактическую традицию среднеперсидских «книг советов», носивших сугубо функциональный характер, с другой стороны – в ней развивались заложенные в арабской литературе черты адабной прозы как занимательного и познавательного популярного чтения для образованной элиты.
Здравый практицизм, которого неизменно придерживался автор книги, обеспечил ей долгую литературную жизнь. На традицию «Кабус-нама» мог опираться великий дидактик XIII в. Са‘ди при создании своего знаменитого «Гулистана», в котором отстаиваются сходные принципы социального поведения, хотя мировоззренческая основа уже иная. Еще в Средние века появились турецкие переводы «Кабус-нама» (1432, 1705). В XIX в. ранняя турецкая версия была обработана на татарском языке (Казань, 1881). Очевидно, эти переводы были сделаны не столько с научной или художественной, сколько с сугубо практической целью.
«Сийасат-нама»
Постепенное нарастание в персидской прозе нарративных элементов, проявляющееся в увеличении количества иллюстративных рассказов, ощущается даже в сугубо функциональных сочинениях, каким является трактат великого визира Сельджукидов Низам ал-Мулка (1017/18–1092) «Книга о правлении» (Сийасатнама), написанный им незадолго до гибели. Эта книга представляет собой типичный образец «зерцала», адресованного правящим особам, и относится к одному из видов адабной прозы. Написанная по приказу сельджукидского султана Малик-шаха (1072–1092), она содержит не только поучения в области государственной политики, права, финансов, но и представления министра о правилах придворного этикета и о распорядке дворцовой жизни. Например, в книге можно найти «Рассуждение о правилах, которые следует соблюдать при устройстве государевых приемов», «Рассуждение о порядке стояния и сидения присутствующих при особе государя» или «О распорядке собрания для винопития и правилах его». Эта часть трактата, особенно «Рассуждение о порядке стояния и сидения…», тесно связана с традиционной сословной иерархией, поскольку уже при дворе Сасанидов на государевом приеме придворные рассаживались в соответствии со своими позициями на социальной лестнице.
Можно отметить отсутствие специального раздела, посвященного придворной поэтической службе, которая являлась неотъемлемой частью дворцового уклада жизни, да и самих стихотворных вставок в трактате насчитывается всего пять (четыре из них в концовках глав). Есть сведения, что великий визир недолюбливал поэтов, и это могло прямо отразиться в его сочинении.
Жанровая монолитность сочинения прерывается лишь однажды в главах 44–48. Автор посвящает их борьбе с вероотступниками и излагает исторические предания разных религий о преступлениях против веры (начиная от Маздака и кончая карматами). Низам ал-Мулк предостерегает правящего монарха от излишнего доверия ко всяким новым вероучениям, которые могут быть чреваты смутой и разорением государства. Данная часть, в отличие от всего сочинения, относящегося к дидактическому жанру, по содержательной доминанте тяготеет к исторической хронике.
Большинство глав книги содержит иллюстративные рассказы, а в некоторых главах их несколько. Приводит Низам ал-Мулк и подходящие к случаю хадисы. Повествовательный материал, который использует автор, присутствует и в других прозаических и поэтических памятниках того же времени. По всей видимости, сюжеты, связанные с известными историческими и легендарными личностями, восходят к единому блоку мотивов, источником которых служила арабская проза адаба, сформировавшаяся под непосредственным влиянием пехлевийских назидательных сочинений. Особенно это касается легендарно-исторических преданий и анекдотов об идеальных правителях прошлого, среди которых традиционно присутствуют Дауд и Сулайман, Дарий, Искандар, Ардашир, Хусрав I Ануширван и Хусрав II Парвиз, Бахрам Гур и др.
Интересен рассказ о Бахраме Гуре и его визире, помещенный в главу четвертую. В нем повествуется о том, как встреча с пастухом, которого предал его пёс, навела царя на мысль о несправедливости визира и неблагополучии дел в государстве. Рассказ начинается так: «…был у Бахрама Гура вазир, звали его
