нарисованном – были простые, однотонные, из плотного бежевого льна. Слишком длинные, они частично лежали на полу. У окна стояли два пуфа. Один круглый, обтянутый искусственным мехом, второй из разноцветных лоскутов, в форме куба; он на самом деле был ещё и тайником для разных находок и памятных вещиц, для которых не нашлось иных подходящих мест.
На косяке двери до сих пор сохранились чёрточки на разной высоте, когда-то они фиксировали, как менялся рост хозяйки комнаты.
Утро, которого не случилось, выдалось ясным. Первые солнечные лучи проникали в щель между шторами и освещали спальню. Я давно проснулся, но продолжал лежать, не шевелясь, слушая тишину, которую нарушало лишь безмятежное сопение у моего уха. Мне хотелось совершить какую-нибудь романтичную глупость. Я бы написал для неё песню, но не был наделён для этого талантом. Можно было приготовить завтрак, но не хотелось столкнуться на кухне с хозяином дома. Я мог бы собрать букет и залезть с ним в окно, но она не любила сорванные цветы. Наверное, лучше всего мне было оставаться здесь, обозначить своё присутствие в момент её пробуждения и тем самым в её жизни.
Мои раздумья прервал её тихий зов.
– М-м, – отозвался я, уткнувшись носом в её шею.
– Ты не спишь?
– Нет, а ты?
– И я нет.
– А почему не говоришь?
– Я думала, что ты спишь.
Я приподнялся на локте и посмотрел на неё. Глаза её под полуопущенными длинными ресницами были ясными – сон давно развеялся. На щеке отпечатался след от наволочки. Губы показались мне слишком бледными, я мало целовал их вчера. Я наклонился и поспешил исправить эту оплошность. Моя рука забралась ей под майку и ласково погладила живот. Пусть желание вспыхнуло во мне в ту же секунду, вызвав мелкую дрожь от кончиков пальцев до вставших дыбом волосков на затылке, я не позволил себе двигаться вверх или вниз. Я хотел показать, как нежно люблю её, а не как страстно хочу.
– Джек?
– Грэйс.
Она обняла меня за шею.
– Ты сейчас здесь, со мной.
Сколько оттенков прозвучало в этой фразе. Немного вопроса, немного радости, немного надежды. Немного испуга – такого, когда хочешь сфотографировать бабочку и боишься, что она улетит.
– Где же мне ещё быть? – Моя рука скользнула с её живота под поясницу, и я крепко прижал её к себе.
Грэйс тихонько рассмеялась:
– Помнишь, ты рассказывал мне пять способов, как сбежать утром от девушки?
– Я был дураком.
– Потому что рассказал и теперь не можешь этими способами воспользоваться?
– Нет, потому что до сих пор не просыпался рядом с тобой.
Больше не буду дураком. Я наклонился и снова поцеловал её, дольше, нежнее, проникновеннее… я хотел компенсировать торопливую неловкость этой ночи.
– Ты не просто какая-нибудь девушка, Грэйс, – прошептал я.
– Я твой друг? – спросила она, обводя кончиками пальцев мои брови, нос и губы, словно пыталась нарисовать.
– Ты мой друг, – согласился я, – ты целый мир, который даже не нужно искать. Прости, что я только сейчас разглядел волшебство в тебе и могу ответить на твоё признание.
В глаз, кажется, попала соринка, и я поспешил зарыться лицом в её волосы.
– Пойдёшь со мной на свидание? – вдруг встрепенулся я.
– На свидание? – переспросила Грэйс. Она была занята тем, что гладила мои волосы, поэтому не сразу расслышала вопрос.
– На свидание, – повторил я, – сегодня вечером. На настоящее. Смотри, первый поцелуй у нас был?
– Был. – Грэйс стала загибать пальцы.
– Первая ночь любви была?
– Несомненно.
– А свидания не было. Непорядок.
– Непорядок, – весело отозвалась Грэйс. Она потянула меня на себя, и я оказался сверху. Затем она методично принялась стягивать с меня футболку.
– Я пойду с тобой на свидание, – послышался её прерывистый голос между вздохами, – только если после него мы повторим ночь любви.
Это утро могло стать первым из счастливых. Оно могло стать началом новой прекрасной истории.
Но этого утра не случилось, поэтому оно останется просто одним из выдуманных рассказов в моём дневнике.
Дневник рассказчика – Сказки
– А теперь встречайте: король!
Зрители вяло захлопали, некоторые засвистели.
Из-за красной бархатной кулисы появился ещё один участник представления – кукла-марионетка на тоненьких ниточках. У куклы был свирепый взгляд под густыми нахмуренными бровями, опущенные уголки её губ создавали карикатурный образ антиулыбки. В центре груди – там, где должно быть сердце, – у куклы зияла сквозная дыра.
Под смех и улюлюканье зрителей остальные персонажи комедийной пьесы с криками «Спасайся кто может!» разбегались. Куклы толпились на маленькой сцене, врезались друг в друга, стукались деревянными головами, пока наконец не остановились, повернувшись к правителю спинами.
– Давай уйдём отсюда? – попросила Самира.
Джек кивнул, и они стали пробираться между рядами зрителей.
Каждый день, когда солнце только миновало зенит и начинало клониться к западу, на главной площади Орблина проводились развлекательные мероприятия. Вчера выступали музыканты, позавчера давали уроки танцев. Три дня назад один коротконогий толстячок, которого недавно удостоили звания лучшего пекаря в городе, демонстрировал своё умение печь ватрушки. Завтра должны были рассказывать легенды о бездонном озере, которое на протяжении тысячи лет поглощало неосторожных жителей города без следа, не возвращая берегу даже их бездыханные тела.
А сегодня дерзкие артисты со своим передвижным театром марионеток показывали пьесу про короля. В процессе повествования правитель, почему-то вселяющий ужас собственному народу, разрушил стену на границе, и на его страну напали захватчики. Короля взяли в плен, пытались убить, но, сколько враги ни вонзали мечи и копья в его грудь, королю это не причиняло никакого вреда, ведь там не было сердца.
Чем история закончилась, Джек уже не слышал, да не больно и хотелось. Ему как рассказчику было стыдно за подобный сюжет.
Они с Самирой молча шагали к их временному приюту в Орблине. На этот раз ради экономии пришлось остановиться не на каком-нибудь постоялом дворе, а у пожилой семейной пары на окраине города. Джек и Тони помогали по хозяйству, если нужно было нарубить дров или собрать урожай груш, а за это всем троим выделили место в небольшой, но уютной пристройке и один раз в день кормили горячим обедом. В свободное время кто-то из них выбирался в город и расспрашивал там о Грэйс – в лавках, трактирах, у случайных прохожих на улицах. Никто не видел «девушку с разными волосами, васильковыми глазами и солнечной улыбкой». Такое описание им предоставил каждый работник порта на северном берегу – от продавца билетов до подметальщика в общественной уборной – после чего велел отправляться в Орблин.
Так они и поступили. Только в Орблине
