Мессир Константин 3. Час гончей
Ep. 01. Монстр трущоб (I)
Есть такая картина, где колдун заявляется на свадьбу. Он заходит, и все вокруг расступаются и шарахаются. А затем — немая пауза. Вот и на меня у фонтана смотрели как на точно такого же пугающего гостя. Если уж подумать, я здесь был не единственным колдуном, не имеющим отношения ко двору, но такой эффект вызывал только я. Вот так всегда: хочешь по-хорошему, а получается как обычно.
Личные колдуны Ее Величества, до этого расслабленно болтавшие в сторонке, сплоченной кучкой облепили ее со всех сторон, как стены, и в несколько пар глаз напряженно уставились на меня. Императрица у нас дама нервная, вся окруженная колдунами и обвешанная оберегами, которые звенели и на ее шее, и на ушах, и на запястьях — даже платье расшито ими вместо украшений. Ну мало ли что — и теперь все смотрели на меня, будто я и есть то самое что. Нет, ребята, я здесь сегодня не по ваши души.
Выйдя из ступора, к нам торопливо подскочил один из организаторов сего мероприятия.
— Прошу, господа, вам сюда, — протараторил он, услужливо указывая на крыльцо.
И под общий вздох облегчения повел нашу троицу к зданию Имперской управы, на крыше которого организовали импровизированный зрительный зал для дорогих гостей, коим не комильфо топтаться за ограждениями вместе с толпой. Ветерок на высоте приятно холодил кожу. Стулья с высокими спинками и бархатным сидениями были расставлены рядами с видом на журчащий на площади фонтан и пришедшую в себя от такого внезапного стресса императрицу. Держу пари, силовое поле там не только вокруг дворца, но и около ее личных покоев. Ну мало ли что.
— И чего она такая напряженная? — спросил Глеб, когда мы заняли места в первом ряду, выделенные специально для нашего мажора. — Она же нас даже не знает.
Видимо, наслышана.
— Поняла, — тихо произнес Вяземский, севший с другой стороны от меня, — что теперь меня травить не стоит.
— Думаешь, это она? — уточнил я.
— А кто еще? Она вообще су… Женщина сложная, — поправился он, прыгая на стуле, как на иголках. — Узнала про меня и дочку свою. И, само собой, ей это не понравилось. Одна сказала: все будет, если приду. И вторая, как мне передали, сказала так же. Вот только это два разных «все». И травануть может, и проклясть… И как вообще нас спалили?
Правда — и как спалили? С такой татуировкой ходишь по Петербургу, хвастаясь всем кому ни попадя — прямо секрет Полишинеля. Ты еще сверху подпиши «дырки принцессы», чтобы все, кто пока не в курсе, сразу понимали.
— Ну, будем надеяться, что сегодня не отравят, — закончил наш мажор и, как примерный мальчик, сложил руки на коленях.
— Нет, — поправил я, — надеяться мы не будем. Мы тут не чтобы тебя не отравили, а чтобы поняли, что тебя нельзя травить. Потому что ты теперь под моей протекцией.
— И чтобы твоя принцесса тебе дала, — хмыкнул Глеб, — добить татуировку.
— А то, — Алекс расплылся в ответной ухмылке.
Ага, цель жизни просто — пробить все дырки принцессы. Даже здоровьем готов пожертвовать — вот такой отчаянный парень. А вообще зря твой папа настолько легко отнесся к вопросу: если будущего князя так легко отравить по-игрушечному, то, когда он станет князем, его могут попытаться отравить уже по-настоящему. Пресекать такие вольности надо сразу и кардинально. А если не нравится поведение сына, то его корректировать нужно за закрытыми дверьми самому — внушением, подзатыльником или ремнем в зависимости от восприимчивости охламона. Или вообще женить на этой принцессе, чтоб неповадно было — лучшее наказание для полудурков, кстати.
Рядом звонко прогремели колесики, и официант в красной ливрее и белоснежных перчатках подкатил к нам столик-тележку с напитками и закусками, доставленными по такому торжественному поводу на крышу. Тщательно изучив нарезку сыров, Глеб подхватил один кусочек, понюхал, повертел на свету, как сомелье вино, надкусил и со смешком потянулся за смартфоном.
— Родное, — прокомментировал он. — С «Родного поля».
— И как ты это понял по сыру? — озадачился наш мажор.
А ты проживи кучу лет рядом с молочным комбинатом и не такое поймешь. Во вкусах творога, сыра и сметаны мы разбираемся, как некоторые в элитном вине.
— Это надо показать отцу, он будет доволен, — заявил друг, наводя камеру смартфона на нарезку.
— Тогда уж пошли, и где мы сейчас сидим, и что смотрим, — посоветовал я. — Он будет доволен еще больше.
Глеб слегка подвинул тарелку с сыром — так, чтобы она оказалась на фоне стоявших внизу у фонтана императрицы и принцесс, — и сделал снимок. Эффект вышел таким, будто главная семья империи гуляла среди желтых ломтиков.
Официант тем временем разлил шампанское по бокалам, и Вяземский потянулся к своему, на дне которого, как комок грязи, плавала липкая густая чернота, не видная ему, но сразу бросившаяся в глаза мне. Работа была грубая, вызывающе грубая — а ведь колдуны здесь могли сделать то же самое гораздо изящнее, но словно намеренно не стали. Я молча забрал у него бокал и, ощущая любопытные взгляды остальных гостей, разжал пальцы и уронил хрусталь на пол.
Брызги и осколки разлетелись по сторонам, и вслед за треском на крыше наступила тишина.
— Замените, — кивнул я официанту.
После короткой заминки он торопливо кинулся за новым бокалом, а гости отвернулись от нас и возобновили разговоры как ни в чем не бывало. Алекс же одними глазами задал вопрос, и я кивнул.
— Видишь, — довольно протянул наш мажор, — а без тебя меня бы тут отравили…
Да при чем тут ты? Это они меня проверяли: замечу или нет — и главное, как поступлю.
«Отец, кстати, написал, чтобы вели себя хорошо, — Глеб перевел глаза с экрана на осколки, — а не как обычно…»
За нашими спинами снова раздались шаги, но вместо официанта подошел незнакомый мужчина лет сорока, высокий, тонкий и сухой, как ветка больного дуба. Казалось, подуй сейчас ветерок посильнее — и его попросту унесет с крыши. А пока что чахлое тельце удерживали массивные золотые кольца, красовавшиеся почти на всех пальцах.
— Алексей Львович, — обратился он к Вяземскому, и тот мгновенно нахмурился, — если вам так нужен личный колдун, вы бы могли обратиться к Клике. Любой из нас с радостью бы представил ваши интересы. Зачем выбирать тех, кого здесь быть не должно?
Ну конечно, Клика — это прекрасно объясняло и напыщенный тон, и высокомерный взгляд, и задранный на манер вешалки крючковатый подбородок. Закрытое сообщество колдунов-аристократов, которые работают исключительно в высшем свете
