чуткий и внимательный. Он опасный для моих обидчиков, но для меня самый няшный мишка. У него фантастически доброе сердце и чистая душа. Хотя с виду так и не скажешь.
Я растворялась в нём. Начала наконец-то жить рядом с ним. Обрела не только друга, но и любимого парня. Парня, который уже неделю не отлипает от меня, выпуская из своих объятий только, чтобы я сдала экзамены и сходила в полицейский участок. Да и то, туда он ходил со мной.
Мама, разумеется, опешила от новости насчёт задержания отца, но обрадовалась и тут же принялась искать работу. А, увидев меня вместе с Трэвисом, долго улыбалась и благодарила его за то, что он спас меня тогда.
Трэвис всё-таки подарил Картеру новые бутсы и мяч. Восторг моего брата нельзя было описать словами. Он расплакался, растрогав и нас с Трэвисом. Правда он не сознавался, что пустил слезу, сказав, что ему в глаз что-то попало.
Полицейский Глен Брайт тоже не обманул меня и в ту же ночь задержал отца, пока мы с моим парнем признавались друг другу в чувствах уже в его комнате общежития. Продажного копа Эдисона тоже поместили под стражу. Как оказалось, мой отец действительно имел тёмные дела с ним. У них было что-то вроде взаимовыгодного сотрудничества. Отец охранял на складе не только промышленные, но и конфискованные копами различные партии товаров, которые реализовались на чёрном рынке.
Больше всего меня шокировало другое. У отца был счёт в банке, где были тысячи и тысячи долларов. Глен сказал, что всё его счета проверят и, если там найдутся чистые деньги, то нам их вернут. Ну а если это всё деньги с подпольного бизнеса, то их конфискуют. Поэтому моему отцу грозил реальный срок. Нас ждут ещё походы в полицейский участок и суд. Но начало положено. Отцу можно выйти под залог, но денег-то нет. А даже если и были бы, его никто не собирался спасать из клетки.
Если честно, то я испытывала по этому поводу вполне конкретное чувство — облегчение. Я реально выдохнула и расслабилась. Всё закончилось. Благодаря тому, что я начала драться и кусаться, всё прекратилось. Благодаря Трэвису я вовремя сообразила, что так дальше не могло продолжаться.
Кстати, Глен нашел того врача и взял у неё показания. Она подтвердила, что видела синяки на моём теле и в этом году и полтора года назад.
Помимо этого Трэвис, кажется, ещё раз напал на моего отца… На следующий день после наших признаний, он отлучился на час, а вернулся с вновь сбитыми костяшками. Поскольку отца я больше пока не видела, то оставалось только догадываться, что случилось. На мои вопросы он ответил: «Есть мудаки, выбор которых мне не по душе. Есть ублюдки, которые не заслуживают снисхождения и понимания. Есть звери, которые просто должны сидеть в клетке». А потом он отвёз меня в больницу, где мне выписали кучу всяких лекарств и витаминов, поэтому я стремительно приходила в себя и восстанавливалась. Синяки постепенно проходили, во всяком случае целоваться я уже могла. Чаще смеялась или просто улыбалась.
Сейчас я училась жить по-новому. Училась общаться и открываться. Заводить друзей и не бояться людей. А когда рядом такой уверенный в себе парень с широкой спиной, то тревожиться было не о чем. Я была под надёжным крылом.
Единственное, что во мне осталось неизменным — это моя капля гордости, которая толкала меня к независимости и решительности. Трэвис хотел, чтобы я всё лето провела с ним безвылазно. Но я настояла, что пойду работать с детьми, как и хотела. Тогда он заявил, что жить я буду с ним. Тут я не перечила.
Было жутко непривычно теперь засыпать в крепких объятиях этого синеглазого совершенно неопасного для меня парня. Мы отлипали друг от друга только для сдачи экзаменов. Ну и ещё Трэвис давал мне поспать, говоря, что я должна полностью восстановиться и вот тогда… он не даст мне спать.
Ещё он очень любил кормить меня, а мне нравилось подкармливать его. Мы с ним вдвоём упоенно принялись изучать мир отношений. Пока полёт нормальный. Хотя что можно было сказать за неделю?! Но определённо мне всё нравилось. Вчера мы вместе ездили на гонку, где, разумеется, Трэвис выиграл. Кстати, там мы встретили Марка. Увидев, как Трэвис целует меня на глазах у изумленной публики, он ушел. Пешком.
— Волчонок, ты меня вообще слушаешь? — вырвал из моих мыслей низкий голос Трэвиса. Моргнув, подняла на него голову. — Опять что-то пишешь, да? — улыбнулся он, вытираясь полотенцем. На его бёдрах висело ещё одно полотенце, под которым я видела, что он явно хотел продолжения. Мы полдня уже не вылезали из постели. Кивнула ему. — Ты же знаешь, что со мной можешь обсудить всё на свете? — подошёл ко мне и, нагнувшись и уперев руки по бокам от моих ног, потянулся к моим губам.
— Знаю. Просто привычка — вторая натура. Я половину жизни вела дневник. Даже до смерти Джуди. Тебя это смущает? — улыбнулась в его губы.
— М-м-м… Нет… Меня смущает только то, что мы сейчас должны выйти отсюда, а я безумно хочу тебя, — прошептал, задевая мои губы. — Кстати, ты спрашивала, что за сюрприз тебя ждёт. Так вот, помнишь я обставил этого ушлёпка и забрал его тачку? — стрельнул в меня своими пронзительно синими глазами. Я кивнула. — Я продал её. А деньги перечислил на твой счёт. Распоряжайся ими, как посчитаешь нужным. И пока ты не начала возмущаться, показывая мне свою гордость, скажу: назад их не возьму. Вариант «отдать тем, кому они нужнее» тоже не рассматриваю. Это скромный подарок от меня. Помимо того, что лежит в тумбочке. И пока ты словно под гипнозом от моих глаз, скажу, что на работу ты выйдешь на пару недель позже, — поцеловал меня в губы, что я даже не успела и слова сказать.
— Открой ящик и посмотри, что тебя там ждёт, — немного отстранившись, дал мне возможность утолить моё любопытство.
Но взглядом всё-таки дала понять, что ему это так просто с рук не сойдёт.
Открыв его, увидела конверт, внутри которого была брошюра отеля в Майами. Я непонимающе посмотрела на Трэвиса.
— Что скажешь, Волчонок? Мы вдвоём, в нашем теперь уже общем убежище, сбежим ото всех на пару недель? Это конечный пункт нашего путешествия, но маршрут придумываешь ты. Я весь к твоим услугам, — вновь придвинулся, смотря на меня с такой любовью.
Он даже не спросил меня, смогу ли я поехать! У меня работа
