В комнате воцарилось напряженное молчание. В конце концов, на дворе стоял двадцатый век. В разговорах о языческих богах нет ничего предосудительного, но приносить одному из них жертву – это уже из ряда вон.
– Кровь, разумеется, – пробормотал Эдвард, – но в данном случае больше подошло бы что-нибудь поматериальнее…
Алиса решила, что кровавое жертвоприношение совершенно исключено. Возможно, она недостаточно во все это верила… собственно, в этом все и дело. Максимум, на что мог рассчитывать от нее этот языческий лесной дух, – полкроны на блюдечке.
В столовую величественно вплыла миссис Боджли.
– Надеюсь, вы не откажетесь принести ему пожертвование от меня? – С таким же выражением она могла бы выступать на церковной благотворительной распродаже.
– Конечно.
– Тогда передайте, пожалуйста, своему… знакомому. – Она протянула Эдварду маленькую серебряную кружку. – Это крестильный ковшик Тимоти. В знак моей признательности за помощь другу моего сына. И еще это… я уже как-то давала это вам, так что это ваше, но на титульном листе еще значится имя Тимоти, поэтому инспектор Лизердейл вернул ее мне. Ничего ценного, но, учитывая обстоятельства, вам, возможно, будет приятно.
Эдвард взял книгу и посмотрел на обложку, потом заморгал и несколько раз сглотнул, не в силах говорить.
– Спасибо большое, – пробормотал он наконец. – Это замечательный подарок.
Алиса отвернулась. Возможно, все остальные сделали то же самое, поскольку никто больше ничего не сказал.
День и вправду выдался славный. Велосипед мистера Глоссопа был, не иначе, елизаветинских времен, с ножным тормозом и жестким седлом, но тем не менее на ходу. Несмотря на боязнь попасть юбкой в цепь, Алиса постепенно поняла, что вылазка ей по душе. Всего три дня назад она верила, что ее кузен мертв, и вот она катит по шоссе рядом с ним, под начинающими желтеть березами и тисами. Кусты шиповника покрывали спелые плоды, каштаны гнулись под тяжестью орехов.
В парке Грейндж паслись овцы, а выздоравливающие играли в странное подобие крикета. Поскольку половина игроков щеголяла бинтами или даже гипсом, правила, должно быть, подверглись сильному пересмотру. Она постаралась не думать о них; сегодня ей вообще хотелось забыть о войне.
– Англия! – вздохнул Эдвард.
– Вейлы похожи на Англию?
Он поморщился, словно хотел забыть о них, но все же ответил:
– Не очень. Пожалуй, Таргленд больше всего. Зато цвета! Наверное, синий с красным лес покажется причудливым, но в этом есть своя прелесть.
Дорога пошла на подъем, и они замолчали, крутя педали. Перевалив через вершину, они перевели дыхание, и Алиса решилась наконец спросить то, что так давно ее мучило:
– Эдвард? Все это очень забавно. Мне это нравится, но ты серьезно собираешься познакомить меня с настоящим лесным духом? То есть изначально смертным, но из другого мира и обладающим волшебными способностями? Которому сотни лет? Признаюсь…
– Нет. Вряд ли. Если бы мы приехали сюда ночью – возможно. Он очень застенчив. Не думаю, чтобы он показался при дневном свете.
Что ж, уже легче.
– Тогда чего ты хочешь добиться? Что ты вообще собираешься делать?
– Молиться, – серьезно ответил он. – Поблагодарить его за то, что он сделал для меня три года назад. Оставить ему приношения, объяснить, что мне надо переправить сообщение в Штаб-Квартиру. Возможно, все рассказать ему и попросить его передать им. Вот и все.
Даже это казалось сверхъестественным. Будь на месте Эдварда кто угодно другой, она бы всерьез усомнилась в его психическом здоровье или, возможно, заподозрила бы розыгрыш, но Эдвард не любитель подобных проделок. Даже мальчишкой он никого никогда не обманывал.
– А как ты поймешь, что тебя услышали?
– Думаю, что пойму.
А потом отправится прямиком в армию? Ей и думать об этом не хотелось. С какой стати сражаться за родину, которая хочет повесить тебя? На дороге перед ними коняга тащил за собой громыхающий воз сена. Они прибавили хода, чтобы обогнать его, и начали новый подъем. Поля по обе стороны дороги казались золотыми.
– Пришельцев трудно понять, – сказал Эдвард. – В отличие от нас им не грозит ранняя смерть. Поэтому и жизненные понятия отличаются настолько…
– Скольких ты встречал? – спросила она. – В этом мире – только Пэка, а скольких в Соседстве?
– Четыре или пять. Это, конечно, если не считать людей из Службы. Большинство из них еще не утратили человеческие качества. И потом они ведут общественный образ жизни. Это тоже помогает. Боги живут поодиночке.
– Схоронившись на своих узлах, как пауки в паутине?
– Совершенно верно! Удачное сравнение. И почти все от этого совершенно спятили. Правда, в обаянии им не откажешь! У них у всех уйма харизмы, так что их трудно не любить.
Он нахмурился какому-то воспоминанию и замолчал.
– Тион и этот, как его, пастух? – не отставала она.
– Тион и Кробидиркин. Потом Прилис – веселый, забавный и при этом редкий мерзавец!
– Это еще как? – Алиса была заинтригована.
Некоторое время Эдвард молча крутил педали.
– Наверное, не мне его судить, – сказал он наконец, но так, что она поняла: судит, и еще как. – Он просто разыгрывал Большую Игру так, как, по его мнению, полагалось играть, и только поэтому он спас мне жизнь. Он действительно ненавидит Зэца.
Снова пауза.
– Расскажи о нем.
– О Прилисе? Он один из миньонов Тиона, бог мудрости. Насколько я понял, родом он откуда-то из Македонии. Не знаю точно, откуда. Его познания в истории и географии плохо сопоставимы с моими. Ему приятно было заполучить гостя из своего старого мира. Последний, кто посвящал его в земные новости, гостил у него во времена Карла Великого. Мы разговаривали с ним на невообразимой смеси древнегреческого, таргианского и джоалийского, но его джоалийский устарел на несколько веков, и когда он горячился, его македонский и таргианский сливались во что-то совершенно непереводимое. У него больше книг, чем в Британском музее.
Это так не похоже на Эдварда – завидовать кому-то, и он не стал объяснять, чем вызвано такое отношение.
– Послушать тебя, так это просто безобидный эксцентричный тип.
– О, по-своему он очень даже яркая личность – и неглупая; впрочем, чего еще ожидать от бога мудрости. Он показал мне карты Вейлов, рассказал о землях, которые лежат за их пределами – пустынях на юго-востоке, о Фашранпиле, о Великих Льдах на севере. И на юге, и на западе от них – джунгли, и путешественники приносят оттуда дразнящие слухи о соленых водах, расположенных якобы за ними, но даже Прилис не может сказать, океан это или большие соленые озера. Кое-какая торговля идет и с землями, лежащими по ту сторону пустыни, – оттуда доставляют сапфиры и пряности, резной оникс и янтарь, но никто толком не знает, кто там живет и где точно. Он рассказал мне историю нескольких столетий, поведал биографии богов, мифы и предания, назвал имена великих поэтов, художников и политиков, объяснил местные обычаи. За эти два дня я узнал о Вейлах больше, чем за весь предыдущий год. Он мог рассказать мне почти все, что я хотел… кроме одного – где находится Олимп. А это, согласись, довольно странно. В его книгах не было ни слова про Службу, да она его и не интересовала. Попытки реформ предпринимались и раньше, сказал он и даже привел несколько примеров, но как только эти попытки начинали хоть как-то беспокоить Пятерых, те давили их в зародыше. Зато все странности Вейлов, все причуды их жителей… на все вопросы, что приходили мне в голову, он давал ответы. На самом деле Таргвейл – далеко не самое неудачное место для храма знаний, как могло бы показаться. Таргианцы – это филистеры, которых мало что интересует, кроме войны, но обыкновенно они достаточно сильны, чтобы воевать в других вейлах. Прилиса никто не тревожил уже много веков. Зато явившись туда с чужой армией, я заслужил себе место в истории – как невероятное исключение. Любители знаний не утруждают себя паломничеством в его дыру, сказал он и в общем-то не погрешил против истины. Он не лишен чувства юмора! Всю первую ночь мы просидели болтая – да что там ночь, весь день, два дня. Он очаровал меня, совершенно околдовал. – Эдвард нахмурился еще сильнее. – Он не дал мне исполнить долг.
