— Каждому грешнику уготована своя собственная комната в Аду, — пробасил Палач, и я медленно кивнул. — Но мне кажется, что если мы всё-таки когда-нибудь умрём, для нас не найдётся и самой маленькой каморки. Существам без душ её не выделяют…
— Жаль, — хмыкнул я, открывая глаза. Вместо фигуры в чёрном балахоне я увидел посеревшие небеса, два слабо заметных на их фоне холма где-то вдалеке и там, под редкими облаками, предзакатный аналог Солнца. Под ноги плеснулось море, отливавшее тёмно-алым.
Поднялся, с чувством вздохнув. Рука невольно потянулась в сторону, обхватив грубое дерево. Коса, собирающая урожай. Вторая конечность направила к шее, зацепив тёмную ткань. Лёгким движением накинув капюшон, я развернулся, смотря в кровавый край светила. Не знаю, почему, но мне не захотелось прищуриться или увести взгляд в сторону. Море продолжало плескаться у моих ног, внезапно переставших что-либо чувствовать. Вот оно, получается, как. Всё имеет свою цену.
Из-под земли без единого звука выползла фреска, встав предо мной молчаливым нагромождением. И посмотрев на неё вновь, я рассмеялся, едва не выронив косу — столь сильно задрожало от хохота всё тело. Вместо картины в раме была пустота. И через пустую же раму я смотрел на холмы, что простирались вдалеке. Именно туда, к горизонту, убегали Судьи. Тех должны были преследовать Ренегаты… Но никого из них больше не было на рисунке. Только пустые знакомые холмы в предзакатном свете.
— Ты задал свой вопрос, — прозвучал тихий голос рядом.
— Не помню такого, — пожал я плечами. Улыбка так и не слезла с моего лица.
— Боги, где я свернул не туда? — раздался из пустоты мой же голос. — Ты получил силу ответа. Твоя душа стала платой за него.
Вместе с очередным вздохом в мою голову влилась безграничная тоска. Решение принято, и с последствиями я смирюсь через пару мгновений. Но тем не менее, у меня всё ещё оставались сомнения. Будто увидев в очередной раз лишь один вариант, я не вспомнил старую-добрую истину — их всегда больше одного. Может, и это — ошибка? Может, я мог поспорить… С самим собой? Ну, нет, нет. Хватит. Той сильнейшей боли, что я сейчас испытываю, вполне достаточно, чтобы понять — пути обратно нет. Душа вырвана из меня с корнем, а та, что принадлежала Анне, не способна заполнить образованную пустоту.
Терзания, помните? В самом начале этой части моей истории, ещё до рассказа о стеклянном замке бездны, я сказал вам, что на протяжении всего пути меня одолевали терзания. Терзания — это вопросы. Постоянно, всегда и везде, куда бы я не попал, я задавал их. И вот куда они меня привели… Всё, собственно, закономерно. К фреске Вопросов. О каких понятиях добра и зла может идти речь, если я сам не был уверен, что поступал просто правильно?
— Есть поверье, — вдруг протянул голос, когда я уже собрался уходить. — Что число четыре — проклято. Ты стал четвёртым, кого я испытал, Джон… И возможно, ты тоже проклят.
Ох, бог Жизни. Вот уж для тебя точно найдётся отдельная комната в Аду. Я об этом позабочусь, наглый ты лжец.
ᅠ
— Э, нет, — хмыкнул я, пока боль, пронзившая всё, что когда-то было внутри, медленно отступала. — Проклятья на то и проклятья, что влияют только на людей. А я, как бы не выпендривался до этого, перестал быть одним из них только сейчас. Нет больше Героя, самоотверженно жертвующего собой. Нет больше Хранителя, с его маниакальным желанием защищать всех и вся. Да и человека по имени Джон больше нет. Теперь я просто… Просто Палач.
— Как пожелаешь, — добавил голос, и фреска улетела обратно, под землю. Вот и поговорили.
А теперь — к самому интересному.
Глава двадцать четвёртая. Настоящая сказка
Один маленький шаг для меня — огромный шаг для сущности, называющей себя Палачом. Стоило ступить на землю, как находившееся в полном разгаре сражение притихло, а на массивную фигуру, коей я теперь был, воззрилось сразу несколько пар глаз. Мои друзья смотрели на меня с безумной смесью радости и… страха. Среди фигур бездны наблюдалось лишь удовлетворение. Вероятно, лишь Диана, ведомая подсказками Немезиды, сомневалась, что всё прошло так гладко, как все желали. Я невольно вздрогнул, осознавая, что даже ухмыляться мне не хотелось. Будто невидимый тумблер внутри щёлкнул, и все чувства отключились.
Разом.
Что ж, этого следовало ожидать. Раскрутив косу, я увёл её за спину, рефлекторно увеличиваясь в размерах. Теперь даже Армагеддон смотрел на меня снизу вверх. Правильно, демон. Вскоре здесь останется только одно высшее существо. Два, если бывшая Первая Хранительница опять не полезет не в своё дело, как было во время моего второго пришествия на Гео. Ах да, надо бы вернуть ей её драгоценную душу. Или не стоит? Ей, кажется, и так хорошо. Анна стояла в одном ряду с ещё двумя Ренегатами, смотря чётко в мою сторону.
Взгляд почему-то продолжал бегать по серым развалинам и такой же земле, словно пытаясь отыскать ещё что-то… Или кого-то. Ладья бездны исчезла так же внезапно, как и появилась. Дракон выполнил свой долг: большая часть поля, где развернулась финальная битва, была выжжена до мертвецкой черноты. Не думал, что почву на земле бога Жизни можно довести до такого состояния. Воин с двуручным мечом, больше похожим на отдалённого предка бензопилы с планеты Судей, осторожно держался за бок, откуда само естество Палача чуяло кровь. Или её аналог, разумеется. Не думаю, что у Ренегатов осталось хоть какое-то напоминание о бытии людьми.
Мана очутилась совсем рядом, поэтому я не сразу заметил маленькую фигуру Богини, мягко ощупывавшую меня магическими сканерами. Кажется, её глаза совсем отказали, поскольку на них теперь была бледно-серая повязка. Накидка за всё время, что мы не виделись, поистрепалась — видимо, даже поддержке в тылу досталось. Тем не менее, именно старая-добрая стерва выглядела живее всех остальных. У того же Армагеддона не нашлось и целого места; буквально каждый сантиметр массивного тела гиганта как минимум один раз полоснул клинок или пробила стрела. Радиации на поле битвы, кстати говоря, я не чувствовал. Значит, нам противостояли трое, считая Анну. Вы, наверно, спросите, почему я уже записал бывшую боевую подругу в штат противника?
Ведь спросите же, да? Всё очень просто.
Потемневшее, блеклое золото некогда величественного боевого облачения. Пресловутый образ валькирии, который так любила когда-то Хранительница Гео, теперь напоминал её антипод. Впалые щёки, отсутствие блеска в глазах. Даже сами они изменились: мёд в них стал похож на дёготь. А из блондинки Анна превратилась в брюнетку. Или скорей в Орфана — издали её волосы казались пепельными, выгоревшими. Да даже аура, что источалась от Анны, была отвратительно негативной! Тем, кто стоял на поле боя, она явно доставляла дискомфорт, и это мягко сказано. Ведь тёмненький, едва заметный туман, сгущавшийся позади женщины, был не только украшением. Это разновидность ментальной магии, некогда служившей для воодушевления союзников и устрашения врагов… Теперь же всё, что она делала — давила на всех вокруг. А кровь на ставшем серым мече Справедливости только подтверждала мои суждения. Какими бы ни были красивые слова, сказанные до начала боя, они останутся там, в тех мгновениях.
