К своему собственному удивлению, я совершенно не нервничала, не оглядывалась по сторонам, боясь, что меня вот-вот поймают. И уж тем более мне не казалось, будто бы я совершаю какую-то ошибку. Я заняла своё место в бизнес-классе и попросила не беспокоить меня до тех пор, пока не принесут еду, и опять почти сразу уснула.
Мне не снились сны. Я всё ещё не могла восстановиться после странного состояния комы, ощущала себя так, будто бы мне отчаянно нужно заплакать и выпустить всё на волю, с эмоциями, с истериками, криками. Но я не могла этого сделать. Внутри меня была какая-то заглушка. Я хотела ощущать хоть что-нибудь и не могла.
Открыв глаза я заметила рядом со мной мужчину, лет шестидесяти. На нём был явно очень дорогой костюм, сделанный по его меркам, в ногах стояла красивая кожаная сумка, на руках мелькали дорогие часы, возможно даже платиновые, седые волосы были аккуратно зачёсаны назад. Было видно, что человек ухаживал за собой, в меру и со вкусом. Он заметил, что я его изучаю и добродушно улыбнулся:
— Выспалась? — спросил он. Я даже не сразу сообразила, что он спрашивает на английском.
Я выдавила из себя улыбку:
— Не уверена, наверное после еды посплю ещё, — ответила ему я.
— Это хорошо, так дорога пройдёт незаметно. Не первый твой полёт?
Я задумалась. Возможно даже чуть дольше, чем нужно, чтобы это не казалось странным. Я знала, что это был не первый мой раз, но не могла вспомнить, когда летала раньше. Потому просто ответила:
— Нет, раньше уже летала.
— Оно и видно. Совсем не нервничаешь. Моя внучка вот, твоего возраста, всегда плачет когда взлетаем. Ей раньше особо не приходилось летать, а тут дедушка стал брать её в поездки, всё никак привыкнуть не может.
Я улыбнулась, на сей раз уже искреннее. Нам принесли меню.
Я выбрала обед с курицей, а мужчина с рыбой. Решив воспользоваться моим временным пробуждением, он достал фотографию из внутреннего кармана пиджака. На фотографии был запечатлён он с молодой, красивой девушкой. Он на фотографии буквально светился рядом с девочкой и показывая мне фотографию засиял почти точно также.
— Знаете, что самое важное для бабушек и дедушек? Их внуки. Дети уже выросли, уже встали на ноги, а у внуков ещё всё впереди, вся их жизнь. И потому волнений всегда за внуков больше всего, но с тем гордости и радости, если у них всё выходит. Моей жены не стало пару лет назад, из двух дочерей, только старшая родила мне внучку. И больше внуков у меня нет, только она одна единственная.
Мне когда-то очень хотелось полноценную семью, но я давно лишилась матери в этой жизни и уже не рассчитывала на то, что однажды обрету новую. Конечно, можно было попытаться найти себе мужа и завести детей, но на самом деле, мне очень хотелось, чтобы у меня был хоть кто-то, кто бы знал меня с самого рождения, с кем у меня бы были общие воспоминания и мысли. Но видимо, я этого не заслужила.
Двенадцатичасовой перелёт не был финалом моих путешествий, после него я ещё ждала пересадки на следующий рейс. У меня было ощущение, будто бы я медленно таяла. Мне удалось хорошо поспать в самолёте, но сами перелёты сильно утомляли. Можно было бы остановиться уже на том городе, в который я прибыла, но я испытывала стойкое желание закопаться как можно глубже.
Меня никто не должен был найти, ни одни, ни другие. Я даже жалела, что прогнала Дмитрия. Возвращаясь к его предложению сбежать прочь, я понимала, что в итоге сама так и сделала, и возможно, после всего, что на меня навалилось, пыталась выбрать то же решение, что он предлагал мне. Но искать его и звать в совместный побег я не спешила.
Была ли это злость на него, за моё прошлое? Я не была уже в этом уверена. Когда я сперва увидела то, что он со мной сделал, то была сильно напугана, потому и прогнала его. Теперь же мне казалось, что я способна простить его за это. Но не исходило ли это желание простить его, от прошлой меня? Было ли это желание свойственно для нынешней меня? С другой стороны, если я не хочу опираться на опыт своего, пока ещё очень неясного, прошлого, то я не должна и злиться на него, ведь в этой жизни, он ничего мне не сделал. И он был тем человеком, что кажется, знал меня всю мою жизнь. Разве это не было тем, чего я так желала?
Голова загудела и я поняла, что должна остановиться. Чем больше я буду так думать, тем больше буду уходить в раздвоение личности. Я должна найти точки примирения для двух себя. Пускай у меня был категорически разный жизненный опыт, но теперь я должна была его как-то объединить, пока не стало слишком поздно.
— Просто теперь ты будешь дохрена мудрой, Камелия, — выругалась я вслух. От этого даже стало немного легче. Мудрой я себя не начинала чувствовать. Лишь только невыносимо уязвимой. Прежде мне казалось, что в этом мире, мне остаётся узнать ещё совсем чуть-чуть, и тогда уже точно всё станет понятным. Теперь же я видела, что не только ничего не понимаю, но и не приблизилась к пониманию хотя бы на крохотную косточку вишенки.
Я добилась своего — сбежала, закрывшись и спрятавшись ото всех, но так и не достигла хоть какого-то ощущения спокойствия. Мне казалось, что стоит мне исчезнуть для остальных и станет хотя бы чуточку легче, я перестану ощущать давление от того, что должна сделать что-то, чего сама не понимаю, но легче не становилось. Я ощущала себя совершенно чужой ко всему миру и больше всего на свете, мне хотелось крепкого плеча и понимания. Но понимания было искать негде и не у кого. Оставалось лишь надеяться, что я смогу всё для себя исправить. Построить новую жизнь и уж теперь-то я всё сделаю правильно.
Сколько вообще было таких новых начал в моей жизни? Не ходила ли я по бесконечному кругу и чтобы выйти из него, я должна была разорвать какую-то цепочку? И кто тогда был тем человеком, что не давал мне выйти?
Началась посадка на мой рейс. Последний рывок.
