Она не успела опомниться, как он впился в ее рот, вынуждая раскрыть губы. На какой-то жуткий момент их языки соприкоснулись. И тут Магдалена сорвалась. Ее рука сама собой взлетела, и все пять ногтей впились в его щеку, оставляя кровавые борозды. Он с гнусным ругательством отскочил, проснулась Зои. Плач голодного ребенка разнесся по комнате.
Магдалена инстинктивно шагнула к колыбели, но рука на плече словно окаменела. Он глянул ей в глаза, и казалось, прошла целая вечность, прежде чем он разжал пальцы.
— Покорми ее!
Магдалена поспешила выполнить приказ. Она подняла девочку, пытаясь успокоиться, не дать Зои почувствовать свое возбуждение. Под холодным взглядом серых глаз Шарля она сменила пеленки и накормила малышку, целомудренно прикрывая рукавом сюрко обнаженную грудь. Но он продолжал пожирать ее глазами.
Насытившись, Зои захотела играть. Пока Магдалена завязывала платье, дочь сидела у нее на коленях, рассматривая все окружающее, в том числе и Шарля.
— Уложи ее, — так же резко приказал он.
— Но ей еще рано спать, — запротестовала Магдалена. — Она только проснулась.
На щеке Шарля красовались пять красных полосок, а в глазах стыла ледяная ярость.
— Оставь девчонку!
Он устремился к выходу и широко распахнул дверь. За ней оказались те двое воинов, что отводили Магдалену к Бертрану.
— Ведите ее вниз! — рявкнул он, кивнув в сторону кузины.
— Что… куда… я не… — бормотала она, медленно отступая с ребенком на руках.
— Отдай ее сестре Терезе. Вряд ли ты захочешь взять ее туда, куда отправишься сама.
В комнате появилась монахиня, такая же сурово-равнодушная, как и прежде. Ужас Магдалены перехлестнул все пределы.
— Куда… — продолжала бормотать она. Монахиня взяла малышку из ее оцепеневших рук.
— В то место, где ты сможешь без помех поразмышлять о своей участи, кузина, — сообщил Шарль. — Возьмите ее!
Мужчины схватили ее за руки. Магдалена принялась было вырываться, но тут же осознала полную бесполезность всякого сопротивления и увидела сардоническую ухмылку Шарля, наблюдавшего за ее жалкими усилиями. Щека его выглядела еще ужаснее, чем прежде. Магдалена немедленно сдалась. Какой смысл радовать кузена? Все равно она не в силах предотвратить неминуемое.
Она шла между ними, оба по-прежнему держали ее за руки и спускались вниз, вниз, вниз… пока она не ощутила запах мокрой глины. Значит, они уже под землей. Темноту проходов почти не мог рассеять свет редких смоляных факелов в настенных кольцах. Камни сочились зеленоватой слизью. Они никого не встретили, и Магдалену затрясло от холода и страха.
Но вот они остановились. В полу, у ее ног виднелась крышка люка. Магдалена немедленно поняла, что там, внизу. Темница из ее кошмаров.
Одному поднять крышку оказалось не под силу. Тогда воины вдвоем схватились за массивное железное кольцо, и Магдалена съежилась на краю черной дыры, открывшейся перед ней, но, почувствовав тяжелую руку на пояснице, поняла, что ее попросту столкнут. Одному Богу известно, куда она упадет.
Магдалена на коленях медленно опустилась в непроглядную тьму. Каменная плита с грохотом захлопнулась, и из груди несчастной вырвался крик, отдавшийся глухим эхом, а потом… молчание, абсолютное молчание, такое же неумолимое, как и мрак. Сердце Магдалены, казалось, вот-вот остановится от ужаса. Что перед ней? А если еще шаг, и она провалится в шахту, глубокий колодец, который поглотит ее?
Магдалена отпрянула, и спины коснулось что-то холодное и мокрое, но зато твердое. Она тихо всхлипнула и принялась слепо шарить руками вокруг себя. И тут же натыкалась на ледяной, источающий слизь камень. Наконец пальцы нащупали стальное кольцо. Магдалена прислонилась к стене, и слезы облегчения наполнили ее глаза при мысли о том, что она нашла за что держаться. Сердце стучало так бешено, что в ушах стоял шум. И только сейчас она сообразила, что ноги промокли. Она стоит в воде. Но сколько ее, этой воды? Где-то мерно падали капли, но темно было так, что Магдалена не могла понять, откуда доносится стук, справа или слева.
Она как в могиле, и огромная тяжесть земли давит на голову. И воздуха почти нет: ее рот будто закрыли толстым бархатом. Грудь неровно вздымалась, она безуспешно пыталась вздохнуть, внутри все ныло. Тело покрылось липким потом.
Так вот какова она, ее смерть.
Но ее посадили сюда не затем, чтобы умертвить.
Магдалена медленно приходила в себя. И первая связная мысль оформилась в ее голове.
Ее посадили сюда не затем, чтобы умертвить.
Она сначала услышала эти слова, потом повторила вслух, перекатывая на языке.
Зои в безопасности, а Магдалену рано или поздно выпустят из этой ямы. Но когда? И что там есть еще, невидимое, но жуткое? Крысы, змеи на стенах, в воде насекомые, пауки?..
Магдалена, не сумев сдержаться, снова вскрикнула. И снова эхо, и снова тишина, прерываемая только непрестанным стуком капель.
Кортни Дюран спал сном праведника в своем шатре под стенами Каркасона. Ему хорошо заплатили, теперь можно и отдохнуть. Его рука лениво гладила пышное бедро женщины, которая принесла ему облегчение во время долгих спокойных часов летнего полдня. На языке еще оставался вкус вина, чеснока и жирных тулузских колбасок, женщина была полногрудой и готовой на все. Губы, измазанные вином, соблазнительно улыбались, в нос бил горячий земной запах пота и любовных утех, и его плоть снова вздрогнула. Она приподнялась над ним, принимая в свое щедрое лоно, и он на секунду увидел широко расставленные чистые серые глаза, полный чувственный рот, покатое белое плечо в вырезе котта, обещающее несказанные прелести…
Его напряженная плоть увяла. Женщина взглянула на него, растерянная и немного обиженная. Он столкнул ее и встал. Теперь во рту стало кисло, и Кортни, поморщившись, поскорее налил вина в кружку и выпил одним глотком, а потом потянулся к кошелю, вынул горсть монет и швырнул шлюхе. Яркие звенящие кружки раскатились по полу.
Женщина подобрала их, натянула рубаху и платье из домотканого полотна, сунула ноги в сабо и молча исчезла.
— Господин!
— Что тебе? — рявкнул он, и паж съежился, ожидая удара.
— К вам какой-то человек, мой господин. Говорит, у него срочное послание.
— От кого?
— Он не сказал, господин. Хочет потолковать только с вами. С глазу на глаз.
Дюран протиснулся мимо паренька и вышел из шатра. Его шоссы еле держались, ворот туники открывал грудь едва не до пупа, но он был не из тех, кто извинялся за свой вид.
Под деревом на дорожной сумке сидел гибкий, худой, смуглый человечек. Он жевал оливки и выплевывал косточки, ничуть не заботясь о том, куда они летят. При виде Дюрана он неторопливо встал.
— У меня к вам послание, сэр Кортни.
