Этот день в жизни Мэгги оказался самым счастливым. Иранга не зря провела столько времени на кухне, стол просто ломился от всяческих яств. Совершился трогательный обмен подарками, были пропеты гимны, а потом честная компания уютно устроилась у камина, ведя неторопливые задушевные разговоры. В общем, все было как в настоящей рождественской сказке.
Разошлись уже за полночь. Войдя в спальню, Чейз загадочно улыбнулся и сказал:
– У меня тоже есть для тебя подарок, дорогая.
– О, Чейз, это нечестно, – запротестовала Мэгги. – Я ведь для тебя ничего не приготовила.
– Неправда! – решительно отверг ее возражения Чейз. – Ты подарила мне счастье спать с лучшим репортером и издателем штата. Я очень горжусь тобой, Мэгги.
– Значит, ты не будешь возражать против того, чтобы я возвращалась домой с вымазанными чернилами пальцами и тратила время на газету?
– Нет, если ты будешь возвращаться ко мне. А теперь закрой глаза, я хочу сделать тебе сюрприз.
Мэгги крепко зажмурилась и почувствовала, как что-то скользнуло ей в ложбинку между грудями.
– Открой глаза, – разрешил Чейз.
Мэгги повиновалась и в восхищении уставилась на отполированный золотой самородок, висящий на изящной цепочке.
– О-о-о, какая прелесть!
– Не прелестнее того места, на котором она покоится, – сострил Чейз. – Хочу, чтобы эта вещица всегда напоминала тебе о нашей жизни на Клондайке, о бесконечных месяцах снега и льда и тех трудностях, которые ты так мужественно переносила.
– Трудности да, но не забывай и о восторге, – напомнила ему Мэгги, и ее янтарные глаза затуманились от воспоминаний. – Ведь, кроме льда, был еще и восторг.
– Лед, восторг и самая замечательная женщина на свете. Только моя среди той замерзшей пустыни.
– Возвращайся в постель, любимый, – обольстительным шепотом позвала Мэгги. – Мы можем ощутить тот же восторг и здесь в Монтане. Мы одни, а за окном полно снега.
– А в нашей постели – восторга, – пробормотал Чейз, готовый любить Мэгги снова. И снова. И снова. Всегда.
