Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
На Явора и Сияну, молча сидевших на опушке, вдруг повеяло мягким теплом. Оба они разом обернулись — из глубины березняка к ним приближался, неслышно и размеренно ступая по траве, высокий и крепкий старик, в белой рубахе, с резным посохом в руке. И десятнику, и девушке разом подумалось, что сам Сварог, Отец Мира, сошел с небес посмотреть поближе на веселье своих земных детей, — так величав и строг был его вид.
Но едва он сделал еще несколько шагов, как они узнали Обережу. Переведя дух, Явор и Сияна вскочили, приветствуя волхва, пригласили его сесть рядом с ними, но обоих не оставляло чувство близости божества, словно Сварог все же был где-то рядом, словно его очи смотрят на них из мудрых и добрых глаз Обережи.
Сидя меж девушкой и десятником, волхв любовался плясками в хороводах, слушал звонкие голоса. Сияна украдкой поглядывала на него, и в отблесках костров ей показалось вдруг, что в волосах и бороде Обережи заметно прибавилось седины. Она не могла теперь вспомнить, поседел ли старых волхв постепенно за время осады, или это случилось разом. И новое чувство примешалось к ее радости — чувство близости мира предков, которые тоже сейчас, верно, радуются за своих детей. Обережа был в их глазах живым гостем из мира богов и предков, живой связью поколений. Теплое дыхание волшебной силы, которая утешала, лечила, наставляла, теперь ощущалось так сильно и ясно, как тепло в шаге от костра.
— А помнишь, дедушко, ты говорил, что придет воин небесный и нас от беды избавит? — чуть погодя спросила Сияна. Ей казалось, сейчас можно задать любой вопрос, даже самый важный, и получишь ответ. — Я-то думала, что князь из похода воротится и нам поможет. А его нету, и воина никакого нету, но Змей проклятый уполз-таки. Как же так?
— Как так не было воина? — Обережа усмехнулся, не отводя глаз от пляшущих перед огнем девичьих фигур в белых вышитых рубахах. — Был воин. Да не один.
— Кто же? — Явор повернулся к волхву.
— Кто? — Обережа тоже повернул голову и посмотрел в лицо кметю. Отблески огня, как нарочно, высвечивали перебитый нос Явора, кривой шрам через щеку и подбородок. — Да ты. Межамире! И ты, и Велеб, и Галченя, и Шумила ваш неугомонный, и даже ты, горлинка моя ясная. И прежние люди подсобили — и отрок тот, что коня в печенежском стане искал, и воевода Претич, и наш Почин седобородый, что память о них до нас донес. Всякий, кто землю свою любит и себя за нее не жалеет, тот и есть воин небесный, богами посланный. Даже и я, старый. Всякий, кто в сию злую годину лютый голод терпел, кто смерть принял, тот воин в рати Матери-Кормилицы нашей. И рати той никому не одолеть. Несть ей числа, нет переводу силе ее.
Обережа поднялся, взял свой посох, мешочек для целебных трав и пошел назад, в рощу. Явор и Сияна смотрели ему вслед, и обоим казалось, что волхв приоткрыл им какую-то священную тайну. Но разве он сказал что-то такое, чего они не знали всегда?
К Явору подбежала запыхавшаяся Медвянка и высыпала ему на колени целую охапку сине-желтых цветов, которые потом стали называть иван-да-марья — знак неразрывного единения двух любящих. Явор обнял свою невесту, а Сияна встала и пошла прочь. Снова ее охватило непонятное томленье, тоска по кому-то неизвестному. Каждая девушка искала себе жениха, и многие находили, а Сияне казалось, что она своего жениха уже знает, но судьба увела его куда-то далеко и он так же томится по ней, но не может прийти и обнять ее. Кто он, где он, когда они свидятся?
* * *
Раньше Надежа думал справить свадьбу Медвянки и Явора на Купалу, но на радостях решили не тянуть. На другой же день после ухода орды Надежа принес из рощи молодую березку и поставил над воротами в знак того, что в доме есть нареченная невеста. Приданое Лелея и Медвянка с подругами шили еще во время осады, и теперь Надеже оставалось только съездить в Киев за припасами.
И уже дней через десять после Ярилина дня Надежа стал созывать гостей на свадьбу своей дочери и десятника, Лели-Весны и Перуна-Воина. Весь Белгород поднялся утром с чувством, будто свадьба — в его собственном роду. Рано поутру девушки-подружки в последний раз собрались в доме Надежи, чтобы проводить Медвянку в новую жизнь. Они разбудили ее, принесли умыться воды из Обережиного колодца, одели в новую белую нижнюю рубаху и красную шелковую верхнюю, убрали всеми украшениями, какие раньше дарил ей отец. При этом они пели грустные песни, навек прощаясь со своей подружкой, которая теперь невозвратно уходила от них, а Медвянка прощалась со своими родными перед вступлением в другой род.
Из-за леса, леса темного,
Вылетало стадо лебединое,
А другое стадо гусиное;
Отставала лебедушка
Что от стада лебединого,
Приставала лебедушка
Что ко стаду, ко серым гусям!
Медвянка голосила и утирала слезы, чтобы дать выход своему волнению, но сердце в ней пело радостью и нетерпением. Любовь настолько сроднила ее с Явором, что свадьба казалась ей не переходом к новому, а возвращением в естественное состояние. Жизнь Явора была ее жизнью, все существо Медвянки стремилось навсегда закрепить их единство, заботиться о Яворе, подарить ему детей, в которых он будет продолжен. Прежняя девичья жизнь для нее утратила смысл, золотое веретено Макоши указало ей судьбу, и Медвянка не желала ничего иного.
Свою девичью ленту она передала, как полагалось обычаем, младшей сестре, и Зайка радостно напялила ее на свою головку, снова засиявшую медными переливами. Еще года два-три следовало дожидаться поры, когда и ей пристанет девичья лента, но чего же не покрасоваться ради праздника? Разве не она теперь станет полноправной наследницей сестры среди белгородской молодежи? Ну, не сейчас, а лет через пять приходите посмотреть!
Вскоре застучали у ворот: жених пришел за своей невестой. Поскольку родни у Явора не было, отца ему заменял тысяцкий, братьев — гриди. С ними пришел и Обережа. Тысяцкий, как старший в роду жениха, вошел первым и приблизился к Надеже.
— Голова с поклоном, ноги с подходом, руки с подносом! — сказал он и подал Надеже тяжелый мешочек с серебром. — Вот вам вено, отдавайте нам невесту!
Надежа принял выкуп и велел вести невесту. Из второй клетуши вывели Медвянку, для защиты от порчи и сглаза закрытую белым полотняным покрывалом, расшитым по краям волшебными оберегающими узорами. Надежа подвел ее к тысяцкому, тот взял ее за одну руку, Обережа за другую, и вместе они обвели ее вокруг Явора в знак того, что теперь она принадлежит ему, и передали ему ее руку. Потом жених и невеста подошли к печи и опустились на колени возле нее. Надежа взял каравай хлеба с прочерченным на нем солнечным крестом и благословил им склоненные головы новой четы.
— Пошли им счастья и здоровья на множество лет, Свароже-господине! — воскликнул он. — Будьте богаты, и пусть сколько на небе ясных звездочек, столько у вас будет детушек!
Ты Сварог-Отец, скуй нам свадьбу,
Свадьбу крепкую, долговечную,
На три грани да на четыре:
Первую грань — на любовь, на совет,
Другую грань — дай на долгий век,
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
