— О, эта вечная тоска по старым временам! — сказал Карлтон. — В воспоминаниях они всегда кажутся прекрасными. Эта болезнь называется ностальгия. Она поражает многих из нас.
Он смотрел на меня, завидуя счастью, которое я переживала с Эдвином, и считая, что я продолжаю его вспоминать, несмотря на то, что я узнала о своем первом муже. Вскоре после этого разговора мы устроили праздник. Он начался очень удачно, а завершился почти катастрофой. В течение нескольких дней на кухне трудились не покладая рук, и стол делал честь нашим слугам. Собралась вся наша семья. Деланы, Кливеры и еще одна семья, жившая в нескольких милях от нас. Оба мальчика тоже сидели за столом, и все поздравляли меня, утверждая, что у Эдвина совсем здоровый вид и что мальчику, который так быстро оправился после лихорадки, пожалуй, ничто серьезно не грозит.
Харриет сумела-таки стать центром всеобщего внимания, как в старые добрые дни, она пела для нас, и, глядя на нее, перебирающую струны лютни, с чудесными волосами, падающими на плечи, я мысленно возвращалась памятью к тем дням в Конгриве, когда она казалась мне богиней, явившейся из иного мира.
Было очевидно, что дядя Тоби именно это о ней и думал. Он так ею гордился, был так в нее влюблен; и мне пришло в голову, что, даже если она вышла за него замуж по расчету, по крайней мере, ей удалось сделать его счастливым.
Кроме того, я была довольна тем, что Мэттью Долан сидел рядом с Карлоттой и Карлотта казалась почти счастливой, хотя и не могла избавиться от своей подозрительности к людям, как будто говоря: я знаю, что вы относитесь ко мне хорошо лишь из вежливости.
Отослав детей спать, мы направились в бальный зал, который был уже подготовлен к танцам, где играла музыка и где мы веселились допоздна.
Во время танцев Карлтон спросил меня, считаю ли я выздоровление Эдвина достаточной причиной для столь роскошного празднества.
— Я думаю, этого вполне достаточно, — ответила я.
— Благодарственное жертвоприношение по поводу того, что наш юный Эдвин спасен у самых врат смерти?
Я вздрогнула.
— Какая ты добрая и глупая мать, Арабелла! Мальчик совершенно здоров. Ты должна благодарить судьбу за мое возвращение к тебе, а не за его возвращение из вышеупомянутых врат.
— Мы празднуем сразу два счастливых события.
— Так ты рада моему возвращению?
— Разве я выражаюсь недостаточно ясно?
— Временами, — сказал он. — Послушай-ка, взгляни на Тоби!
Я взглянула. Он танцевал с Харриет. Его лицо было слишком красным, и, как мне казалось, он слегка задыхался.
— Он выпил слишком много вина, — предположила я.
— Боюсь, не больше, чем обычно.
— Харриет не должна позволять ему так утомляться. Ты поговоришь с ней?
— Поговорю, когда кончится танец.
Но было уже слишком поздно. Вначале раздался крик, а затем воцарилась мертвая тишина. Я оглянулась. Тоби лежал на полу, а Харриет стояла возле него на коленях.
Карлтон бросился вперед и склонился к дяде.
— Он дышит, — сказал он, — мы должны отнести его в комнату. Арабелла, пошли кого-нибудь за врачом.
На этом танцы закончились. Тоби отнесли в его комнату, потом приехал доктор и сообщил нам, что у Тоби был сердечный приступ. Это случилось, скорее всего, от перенапряжения. Я сидела вместе с Харриет возле его кровати. Она была очень подавлена. На ее лице читалась тревога, и я понимала, что сейчас она думает о том, каким будет ее положение в случае смерти дяди Тоби.
Но он не умер. Через несколько дней стало ясно, что он поправится. Доктор заявил, что это было первым предупреждением. Дядя Тоби слишком переусердствовал, и на будущее ему не следует забывать о своем возрасте. Он должен быть поосторожнее.
— Я прослежу за этим, — пообещала Харриет, — я буду ухаживать за тобой, мой дорогой.
Было очень трогательно видеть, как он доверяет ей, но следует признать, что она самоотверженно ухаживала за ним.
Карлтон сказал:
— Возможно, даже хорошо, что это случилось. Теперь до него наконец дойдет, что он вовсе не тот юноша, каким он считал себя до сих пор.
* * *
Настала весна. Эдвин совсем поправился, и теории Салли относительно колдовства стали казаться мне смехотворными. Мальчики очень привязались к Харриет. Она же вела себя как образцовая жена Тоби. Вскоре она начала вызывать у Эдвина и Ли то же восхищение, которое вызывала когда-то у моих братьев и сестры. Она пела для мальчиков, разыгрывала перед ними всякие сценки, и они любили находиться в ее обществе.
Дядя Тоби наблюдал за ней с умилением.
— Какая чудесная мать могла бы получиться из нее! — говорил он.
Хотя я и подозревала о мотивах ее замужества, все же нельзя не сказать, что Тоби был с ней счастлив.
Харриет никогда не раздражалась и не пыталась демонстрировать ему свое плохое настроение. За глаза она называла его «мой дорогой муж», а к нему всегда обращалась «мой любимый». Он же вкладывал в свое обожание столько чувства, что их отношения не выглядели наигранными, как это часто бывает.
Карлтон всерьез занялся воспитанием Эдвина. Он обвинил меня в том, что я излишне нянчусь с ним, и заявил, что пора взять мальчика в руки. Поначалу я несколько побаивалась этого. Мне казалось, что он будет вымещать на моем сыне свои обиды. У меня появилось подозрение, что я недостаточно хорошо знаю Карлтона, то есть не настолько, насколько жена должна знать своего мужа. Я знала, что он сильно привязан ко мне; я знала, что он желает меня и что желание это не ослабло со временем. Но иногда мне казалось, что он хочет мне за что-то отомстить. У него была странная, необузданная натура.
Так или иначе, я не могла запретить Карлтону заниматься воспитанием сына вне дома, а, поскольку Ли постоянно находился вместе с ним, я полагала, что Эдвину действительно будет полезно твердое мужское руководство. Кое-чему обучала их я, и Харриет настояла на том, чтобы помогать мне. Это напомнило мне старые дни в Конгриве. В классной комнате проводились также уроки актерского мастерства, и это, разумеется, нравилось детям.
Карлтону пришла в голову идея, что для мальчиков необходимо нанять наставника. Нельзя было допустить, чтобы они получили женское воспитание.
— Кроме того, — сказал он, — это поможет избежать твоих отговорок занятиями с детьми, когда я вновь захочу взять тебя в Лондон.
Карлтон не любил затягивать выполнение принятых решений, и через несколько недель в доме появился Грегори Стивене.
Грегори был молодым человеком очень приятной наружности, вторым сыном в титулованной семье, то есть человеком без особых средств к существованию, но с некоторыми перспективами. Превосходный спортсмен, он был к тому же и довольно образованным человеком, интересующимся проблемами воспитания, и поэтому решил занять эту должность в ожидании возможного осуществления его надежд. Карлтон сказал, что у наставника есть все качества, необходимые для воспитания мальчиков, и оказался прав. Грегори был строг, но сумел завоевать уважение детей.
