Так что в конечном итоге ничьей вины в этом нет. Абсолютно ничьей. Это не вина ее родителей или того мужчины, который изнасиловал ее мать, равно как и не вина господа бога, забравшего их новорожденную дочь прежде, чем та сделала свой первый вдох. Это не вина Рори, и не вина Бетан, и не вина Колина. И уж конечно не вина самой Лорелеи (бедная мама, как только она все эти годы носила в душе этот груз?). Это была жизнь, а в жизни бывает все. В какой-то момент в крошечное сердце Риза, возможно, еще в материнской утробе, попало такое же крошечное зернышко. Затем это зернышко разрослось до чего-то такого, что не имело никакой связи ни с кем из них. Для всех них, по выражению Молли, это была «не моя проблема».
Долгие годы они позволяли вине подтачивать их души, разъедать семью. Но теперь все это в прошлом. Вину вырезали и выбросили, словно опухоль в анатомическом театре. Теперь они могли жить дальше, здоровые и любящие друг друга. Они снова смогут стать семьей.
Не успела Мэган об этом подумать, как на верхней ступеньке лестницы появился Рори, тощий, взлохмаченный, безволосая грудь покрыта татуировками.
– Вот он я! – воскликнул он, поднимая обе руки. – Стою на верху лестницы. А это ты. Стоишь в самом низу. А теперь взгляни на пространство между нами. На чистое, красивое пространство. Разве это неудивительно?
Мэган растерянно заморгала, глядя на брата. Боже, какой же он счастливый. Совсем как когда-то. Перед ней как будто вновь был тот самый парень, на которого заглядывались все девушки в школе.
– Да, – откликнулась он. – Удивительно.
Суббота 30 апреля 2011 года
Дорогая Мэган (и все-все-все остальные!).
Я пишу вам, чтобы сказать, как приятно мне было вчера встретить вас всех. Знали бы вы, как страшно мне было ехать к вам, тем более что я совсем недавно вышел из тюрьмы. Меня как будто подхватил и унес ураган – я снова на свободе, я вернулся домой, я получил ваше письмо, узнал, что случилось с Лорри, примчался на похороны. Неудивительно, что у меня такое чувство, будто мои ноги даже не касались земли.
Поминальная служба была прекрасна! Вашей матери она бы понравилась. Я ни разу не видел Лорелеи, но благодаря ее ежедневным письмам мне казалось, что мы знаем друг друга всю жизнь. Она была предельно честна со мной, ничего не скрывала, ничего не утаивала. Это наполняет меня чувством вины. Я утаил от нее то, что отбываю срок в тюрьме. Не знаю, что заставило меня это сделать. Наверно, я боялся ее потерять. Что было чистым безумием, ибо она была готова принять меня со всеми моими недостатками. Наверно, я сам стыдился этого суда и делал вид, будто ничего не произошло. Когда мне назначили дату суда, Лорелеи в моей жизни не было. Казалось, это было так давно. Тем более что мой адвокат сказал мне, что вряд ли наказание будет строгим. Мы ожидали, что дело кончится штрафом или общественными работами. Я рассчитывал, что уже через час буду дома. Подумаешь, пьяный дебош! Разве за это сажают? Разве это уголовное преступление? Я никого не ударил. Я не был за рулем в пьяном виде. Просто слегка поскандалил не в том месте и не в то время. Как вдруг – нате вам! Тюремный срок. Именно по этой причине я не мог быть рядом с вашей матерью, когда она так во мне нуждалась. Я никогда не прощу ни себя, ни судью. Но в первую очередь себя.
И потому хочу от всего сердца поблагодарить вас и всю вашу семью за тот теплый прием, который вы оказали мне вчера. Мне кажется, я его не заслужил. Я знаю, вы прочли нашу переписку, поэтому знаете, как она относилась к вам, как любила вас, как гордилась каждым из вас и как трудно ей было примириться со всеми жизненными невзгодами, что обрушились на вас за эти годы. Она винила в них себя, но, надеюсь, я смог убедить ее, что она не виновата.
Спасибо вам также за то, что вы позволили мне взглянуть на ее дом. Меня всегда мучило страшное любопытство. Я даже смотрел передачи на эту тему, пытаясь вникнуть в суть ее заболевания. Даже прочел пару книг – так мне хотелось ей помочь. Мне казалось, что в запасе у нас еще целая жизнь. Что мы еще успеем. Детскими шажками, как выразилась ваша мать. Увы, мы ошибались. Как оказалось, у нас было всего пять месяцев. И конечно, к тому моменту, когда я увидел ее дом, вы его уже очистили от залежей хлама. Спасибо за то, что показали мне снимки дома «до» и «после». Они – наглядное свидетельство вашего невероятного труда.
Пожалуй, я заболтался. Надеюсь, вы не против, если мы будем и дальше поддерживать связь. Обещаю, я не буду бомбардировать вас своими посланиями. Просто Лорелея была такой огромной частью моей жизни, что, когда ее не стало, на ее месте образовалась гигантская дыра. Мне кажется, ей было бы приятно, если бы мы с вами стали друзьями. Да что там, я в этом уверен. Она сама была уже на пути к этому, когда заболела. В этом вся трагедия. Она была на пути к тому, чтобы снова стать вашей любящей матерью.
Желаю вам всего самого доброго. Надеюсь, вы сообщите мне, когда у Бет родится ребенок. С нетерпением буду ждать ваших писем.
С приветом и, если можно, с любовью,
Джим Липтон.
Эпилог
Июнь 2011 года
Минивэн был полон. Мэган и Билл сидели впереди. Молли и трое мальчиков – сзади. Это был один из унылых июньских дней, совсем не похожий на те, о которых мы мечтаем холодной зимой. Из динамика гремела песня «Moves Like Jagger»[23] в исполнении группы Maroon 5. И как в рекламных роликах, где показывают современную, счастливую семью, они вместе подпевали, особенно когда исполнялся припев. Спустя несколько минут дети, смеясь, полные энергии, которую срочно требовалось выплеснуть наружу, высыпали из машины на тротуар перед Берд-Хаусом. Мальчишки тотчас же принялись тузить друг друга и гоняться друг за другом по узкому тротуару. Мэган попросила их быть поосторожнее. Машины проносились через деревушку, не снижая скорости. Из багажника они с Биллом достали три одинаковые сумки и многочисленные подарки, завернутые в розовую бумагу. Как обычно, куда бы они ни приехали, это походило на приезд бродячего цирка – тот же шум, смех, визг, тот же хаос.
– Ну почему вы такие шумные? – пожаловалась Мэган, опуская дверцу багажника и предварительно убедившись, что не заденет ничьих голов или пальцев.
– Это вы нас такими родили, – пожал плечами Стэнли.
– Понятно, а теперь послушай. Когда мы войдем, внутри будет маленький-маленький ребенок и его очень нервная мама, которая считает, что громкий шум вреден для младенцев. Поэтому я прошу вас, в том числе и тебя, Стэнли, чтобы вы вели себя тихо и пристойно. Никаких воплей и криков, вы поняли меня?
– Поняли! – в унисон ответили мальчишки, но не потому, что были послушными, а потому что знали: если изобразить послушание, мать ненадолго от них отстанет.
