Наступил вечер, а наше положение не изменилось. Толща льдов колебалась между четырьмя и пятью сотнями метров. Ледяной покров заметно, истончался. Но все же, какой еще толщи слой льда отделял нас от поверхности океана!
Было восемь часов вечера. По распорядку, установленному на борту, «Наутилус» должен был еще четыре часа назад возобновить запасы воздуха. Впрочем, я не ощущал острой потребности подышать свежим воздухом, хотя капитан Немо не прибегал до сих пор к помощи запасных резервуаров.
В ту ночь я спал тревожно. То меня одолевал страх, то вспыхивала надежда. Я вскакивал несколько раз с постели. «Наутилус» то и дело прощупывал ледяной потолок. Около трех часов утра приборы в салоне показали мне, что нижняя поверхность ледового поля лежит всего в пятидесяти метрах под уровнем моря. Сто пятьдесят футов отделяет нас от поверхности океана! Сплошные льды превращались в айсберги! Гирлянды подводных гор переходили в плоскогорья!
Я не сводил глаз с манометра. Судно всплывало, следуя по диагонали наклонной поверхности ледового поля, сверкавшего при свете нашего прожектора. Ледяной покров утончался и сверху и снизу. Он становился тоньше с каждой милей.
Наконец, в шесть часов утра того памятного дня, 19 марта, дверь салона отворилась. Вошел капитан Немо.
– Открытое море! – сказал он [Антарктический материк был открыт русскими мореплавателями Ф.Ф.Беллинсгаузеном и М.П.Лазаревым в плавании 1819-1821 гг.; однако еще много лет спустя наличие сплошного антарктического материка подвергалось сомнениям].
14. ЮЖНЫЙ ПОЛЮС
Я бросился на палубу. Да! Открытое море! Только кое-где рассеяно несколько льдин и плавающих айсбергов; кругом необозримая водная ширь; тысячи птиц в воздухе и мириады рыб в водах, которые, смотря по свойствам дна, переходили из густого синего в зеленовато-оливковый цвет. Термометр показывал три градуса по Цельсию ниже нуля. Словно повеяло весной после пройденной нами полосы сплошных льдов, рисовавшихся профилем на северной стороне горизонта.
– Полюс? – с замиранием сердца спросил я капитана.
– Не знаю, – ответил он. – В полдень установлю координаты местности.
– Но проглянет ли солнце сквозь сплошной туман? – сказал я, глядя на серенькое небо.
– Пусть хоть на минуту покажется, и этого достаточно, – отвечал капитан.
В десяти милях к югу от «Наутилуса» виднелся одинокий остров, возвышавшийся метров на двести над уровнем моря. Лавируя, судно медленно приближалось к острову, возможно окруженному подводными рифами.
Часом позже мы подошли к острову. А два часа спустя уже его обогнули. Береговая линия острова в окружности равнялась четырем-пяти милям. Узкий пролив отделял остров от земли, может быть даже материка, о чем трудно было судить, ибо береговая полоса уходила за линию горизонта. Существование земли в этой зоне Южного полушария, казалось, подтверждало гипотезу Мори. Пытливый американский ученый заметил, что между Южным полюсом и шестидесятой параллелью море покрыто дрейфующими льдинами громадных размеров, чего не встречается на севере Атлантического океана. Из этого наблюдения он сделал вывод, что в зоне Южного полярного круга находится большая земля, поскольку сплошные льды образуются не в открытом море, а у побережий. По его вычислениям ледяной массив окружает Южный полюс широким кольцом, достигающим в диаметре четырех тысяч километров.
Опасаясь сесть на мель, «Наутилус» остановился в трех кабельтовых от берега, над которым в живописном нагромождении господствовали величественные утесы. Шлюпка была спущена на воду. Капитан, двое матросов с измерительными приборами, Консель и я сели в шлюпку. Было десять часов утра. Я сегодня не видел Неда Ленда. Канадец, видимо, стоял на своем, вопреки близости Южного полюса.
Несколько взмахов веслами, и мы пристали к песчаному берегу. Консель хотел было выскочить на землю; я остановил его.
– Сударь, – сказал я капитану Немо, – вам принадлежит честь первому ступить на эту землю.
– Да, сударь, – отвечал капитан, – я не колеблясь сойду на полярные земли, где ни одно человеческое существо не оставило следа своих ног!
Сказав это, он легко спрыгнул на берег. Я видел, что капитан был сильно взволнован. Взобравшись по отвесному ребру утеса, возвышавшегося на оконечности мыса, он остановился там, скрестив руки. Так и застыл он в этой позе, торжественный и сосредоточенный, словно вступая во владение этими южными областями. Так продолжалось минут пять. Затем он обратился ко мне:
– Пожалуйте, сударь!
Я тотчас же выпрыгнул из шлюпки, а следом за мной и Консель. Оба матроса остались в шлюпке.
Почва, куда хватало глаз, состояла из красноватого туфа, как бы посыпанная толченым кирпичом. Шлаки, наплывы лавы, куски пемзы выдавали ее вулканическое происхождение. В некоторых местах из земли выбивались легкие струйки дыма с сернистым запахом – свидетельство того, что действие подземного огня еще не прекратилось. Но, взобравшись на вершину утеса, я не приметил ни одного вулкана в радиусе нескольких миль. Однако известно, что в этой антарктической полосе Джеймс Росс обнаружил на сто шестьдесят седьмом меридиане, под 77 o 32' широты, два действующих вулкана, Эребус и Террор.
Растительность на этом пустынном острове была представлена весьма скудно. Мхи и лишайники из вида Unsnea melanoxaniha лепились по черным скалам. Микроскопические растеньица, примитивные диатомеи, клеточки которых зажаты между двумя кремнеземовыми створками, длинные пурпуровые и алые водоросли, занесенные в эти зоны течением и выкинутые на берег прибоем, составляли всю флору этой области.
Берег был усыпан моллюсками, мелкими ракушками, морскими чашечками, гладкими буккардами в виде сердца и главным образом клионами, с продолговатым перепончатым телом и головой в виде двух округленных лопастей. Я видел мириады клионов северных длиною в три сантиметра, которых тысячами пожирают киты. Эти прелестные крылоногие, настоящие морские бабочки, оживляли воды, омывавшие берег.
Из других животных было несколько древовидных кораллов, из тех, которые, по словам Джеймса Росса, живут в морях Антарктики на глубине до тысячи метров; затем были видны восьмилучевые кораллы – альционарии, а также множество красновато-бурых астериасов, свойственных этому климатическому поясу, и других морских звезд, буквально вызвездивших землю.
Но где кипела жизнь, так это в воздухе! Тысячами порхали и летали птицы разных видов, оглушая нас своими криками. Тысячами сидели они на уступах скал, бесцеремонно оглядывая нас и безбоязненно разгуливая возле самых наших ног. Тут были пингвины, столь легкие и проворные на воде, где их порою принимали за макрель, и такие неуклюжие, тяжелые на суше. Скупые в движениях, но шумливые, собравшись целыми стаями, они оглашали воздух своим диким криком.
Среди птиц я заметил долгоперых куликов из семейства белых ржанок, величиною с голубя, белоснежных, с коротким коническим клювом и красным ободком вокруг глаз. Консель наловил этих птичек. Они очень вкусны, если их хорошо приготовить. В воздухе проносились альбатросы с широким, в четыре метра, размахом крыльев, прозванные по справедливости океанскими коршунами; гигантские глупыши и между ними зловещие буревестники (костоломы) с выгнутыми дугой крыльями, большие охотники до тюленей; кайский черно-белый буревестник, разновидность утки; наконец, целый выводок глупышей, белых с коричневой окраиной на крыльях, и синих птиц, которые водятся только на островах Антарктики.
