– Готовы? – мягко спрашивает инструктор, поддерживая меня за страховочный трос. Я чувствую пот не только на ладонях, но и на ступнях. Я только что увидела, как Мория оступилась, соскользнула с площадки и повисла в воздухе. Джиджи поднимается по лестнице. У меня нет времени подумать, выгляжу ли я толстой в ремнях безопасности. Нет времени подумать, что делают дети и проверил ли Том их уроки. Нет времени подумать, выполнила ли я достаточно дел, чтобы заслужить этот момент игры. Пути назад нет. Перед глазами все движется как в замедленной съемке. Я ослабляю хватку левой руки и вцепляюсь в перекладину трапеции.
– Приготовьтесь! – кричит инструктор снизу. Это не вопрос, это, как мы выучили, команда. Мое сердце бьется, а трясущиеся колени подгибаются.
– Ап!
Я прыгаю.
* * *
Активная игра, утверждает Стюарт Браун, – это ни на что не похожее состояние. Она вне времени, она погружает человека в «состояние потока» и очень важна для людей с самого рождения и до последнего вздоха. Игра – это состояние души. Она дает ощущение легкости, позволяет человеку быть любопытным и научиться справляться с любыми ситуациями. Все это очень важно для эволюции, развития, обучения и достижения того уровня бытия, которое мы называем цивилизацией. Голландский историк Йохан Хейзинга писал в 1938 году, что высшая форма развития человека после разумного и рационального Homo sapiens должна называться Homo ludens – «человек играющий». А исследования головного мозга, говорит Браун, начинают подтверждать эти слова. Он утверждает, что игра позволяет мозгу всесторонне развиваться, обучая его реакциям, необходимым для жизни в обществе, что, в свою очередь, позволяет людям продемонстрировать самые лучшие качества и построить общество, основанное на знаниях и ответственности{436}.
Стюарт Браун – психиатр, основатель Национального института игры и один из самых выдающихся приверженцев развития игровых практик в нашем серьезном и сверхзанятом мире. Он знает, что большинство людей слишком загружены, чтобы играть. Он занимается лечением последствий того, что называет «игровой депривацией» (лишением игры), которая, по его словам, наступает сразу же по достижении совершеннолетия. Если у мужчин еще остается возможность развлекать себя спортивными мероприятиями или хотя бы их просмотром, то в жизни женщин нет даже тени игры. «Люди ощущают большую потерю, – сказал мне Браун. – Они все жалуются практически на одно и то же – отсутствие времени на игру. Но если вы не поставите ее в приоритет, то плачевные последствия не заставят себя ждать – эмоциональные, моральные и физические. Игра – часть натуры большинства из нас. Но когда мы живем на пределе возможностей в попытке соответствовать запросам современности, найти время на игру очень, очень сложно».
Спросите Брауна, почему люди должны играть – вопрос, который продолжает ставить в тупик многих ученых, – и он покажет вам фотографии, где белый медведь прыгает по льду вместе с лайкой. Огромный медведь мог бы одним движением лапы разорвать собаку на части. Но они оба бегают, прыгают, кувыркаются, играют и в целом весело проводят время. Первое, на что обращает внимание Браун: оба животных хорошо поели, хорошо отдохнули и не испытывают стресса. Удовлетворив базовые потребности, они готовы к игре, что, говорит Браун, справедливо и для людей. Во-вторых, такая разновидность простейшей резвости демонстрирует, почему игра так важна. Происходит кое-что особенное. Браун утверждает, что игра – это упражнение, средство подготовки молодых животных к выживанию во взрослой жизни. «Это исследование всего, что только возможно, – говорит он. – Большой медведь мог бы легко съесть маленькую собаку, но вместо этого происходит нечто неожиданное. Начинается “танец”. Вместо хаоса возникает порядок. И еще, их игра основана на доверии, когда каждый уверен, что никто никому не причинит вреда. Заметьте, у них нет никакой цели. Они играют ради игры».
Ящерицы, черепахи, крысы, птицы, приматы, большинство млекопитающих и даже некоторые виды рыб в молодости играют. Ученые обнаружили прямую взаимосвязь между игрой животных и ростом мозжечка, самой богатой нейронами части головного мозга, отвечающей за двигательный аппарат, равновесие, координацию движений и ключевые функции восприятия, такие как обработка лингвистической информации и внимание{437}. Ученые также обнаружили прямую связь игры с развитием префронтальной коры головного мозга, отвечающей за эмоции, внимание и принятие решений – функции, необходимые нам для нормального взаимодействия с другими членами общества. Чем больше игры, тем больше префронтальная кора. Ученые говорят, что это верно и для людей: дети, у которых есть время порезвиться просто так, без цели и обязательств, вырастают более социализированными и успешными в учебе{438}.
Некоторые животные продолжают играть и во взрослом возрасте. Люди тоже. Игра формирует мозг, говорит Браун. Когда мы валяем дурака, притворяемся, рассказываем истории, фантазируем, бегаем, шутим, занимаемся творчеством, любопытствуем, соревнуемся, мечтаем – одним словом, получаем новый опыт в игре (вроде акробатических упражнений на трапеции или написания книги), наш мозг создает огромное количество новых нейронных соединений. В детстве мы при помощи игры начинаем понимать самих себя и как устроен этот мир, моделируя жизненный опыт и чувства, приобретая навыки без риска. Взрослым игра помогает держать мозг в тонусе. И это, по словам Брауна, позволяет нашему виду изобретать, создавать, находить новые решения старых задач и постоянно адаптироваться к изменяющемуся и часто опасному окружающему миру. Однажды руководство Лаборатории реактивного движения Калифорнийского технологического института обнаружило, что лучшие инженеры имеют самый богатый игровой опыт: они устраивали тараканьи бега, разбирали часы, мастерили поделки. Администрация включила вопрос об «игровой истории» соискателей в анкету при приеме на работу{439}. Лауреат Нобелевской премии физик Ричард Фейнман был, по словам Брауна, мастером «серьезной игры», который и к работе применял такой подход. «Я играл и изобретал ради собственного удовольствия», – написал он в автобиографии. Ради удовольствия Фейнман наблюдал за тем, как студенты в столовой крутили тарелки. Ради удовольствия он стал подсчитывать количество оборотов тарелок – так появились «диаграммы Фейнмана», объясняющие принципы квантовой электродинамики, за которые ученый получил Нобелевскую премию{440}.
