Турки почти 850 лет, начиная с победы турок-сельджуков над Византией в битве при Манцикерте в Восточной Анатолии в 1071 г. до поражения Османской империи от Антанты в 1918-м, занимали лидирующее положение на территории ислама — Дар аль-ислам. И только в прошлом веке во главе мусульманского мира действительно оказались арабы. Фактически до Иранской революции 1978–1979 гг. мусульманская община Ирана, которая уже тогда насчитывала 50 млн человек, оставалась по большей части незаметной для Запада; точно так же как и 75 млн мусульман в сегодняшней Турции оставались вне его поля зрения, пока не разразился скандал с флотилией, отправлявшейся в сектор Газа. К тому же одновременно с этими событиями турки согласились принять на хранение иранский обогащенный уран, а также проголосовали в ООН против введения санкций против Ирана. И тогда внезапно западное общество и его средства массовой информации были неприятно удивлены, столкнувшись с элементарной географической реальностью Турции.
Вслед за тем в 2011 г. начались восстания против закостенелых автократий в Северной Африке и на Ближнем Востоке, выгоду от которых в историческом и географическом смысле получила Турция. Османская империя правила Северной Африкой и Левантом многие сотни лет, и времена эти прошли не так давно. это правление, хотя и было деспотичным, оказалось не настолько жестоким, чтобы оставить болезненные шрамы в памяти современных арабов. Турция — это образец исламской демократии, пример для подражания для этих стран, только что обретших свободу, особенно если учесть, что турецкая демократия развилась из смешанного режима, в котором высшие военные чины до недавних пор делили власть с политиками. И этот процесс некоторым арабским странам придется пройти на пути к более свободному политическому устройству. Имея население 75 млн человек, а в последнее время и темп экономического роста в 10 %, Турция является демографическим и экономическим тяжеловесом, который может распространить свое нежесткое влияние на все Средиземноморье. Просто у Турции есть преимущества, которых нет у других важных средиземноморских государств, расположенных по соседству с Северной Африкой, таких как Греция, Италия или Испания.
И все же есть ключевые моменты, которые необходимо знать о турецком исламе, говорящие о том, что Запад может найти луч надежды в укреплении положения Турции на Ближнем Востоке.
В самом деле, если бы мы немного больше знали о Джалаладдине Руми, поэте XIII в., который основал турецкий тарикат, ассоциирующийся с дервишами, кружащимися в ритуальном танце, мы не так удивлялись бы тому, как хорошо ислам может сочетаться с демократией. И тогда исламский фундаментализм, возможно, не казался бы нам таким монолитным и грозным. Руми был против «незрелых фанатиков», которые презирают музыку и поэзию.[441]Он предупреждал, что борода и усы на лице духовного лица не говорят о его мудрости. Поэт отдавал предпочтение индивиду, а не толпе и постоянно выступал против тирании. Наследие Руми ближе к тенденциям демократизации в мусульманском мире, чем фигуры из пантеона арабской и иранской истории, с которыми Запад знаком больше. Эклектичная природа мусульманской веры в Турции, которую демонстрирует Руми, хорошо согласуется с самим процессом «вестернизации» страны. Турецкая демократическая система, пусть была и несовершенна и слишком долго находилась под подавляющим влиянием военных, но содержала в себе на протяжении многих десятилетий традиционные для ислама элементы. В отличие от нескольких арабских государств и Ирана промышленная база Турции и ее средний класс не возникли на голом месте в результате сверхдоходов от продажи нефти. Кроме того, за высокий уровень развития человеческого потенциала в Турции по сравнению с другими странами Ближнего Востока нужно вновь поблагодарить географию. Положение Турции как участка земли, соединяющего континенты, не только связывает ее с Европой, но и поспособствовало волне вторжений среднеазиатских кочевников, которые укрепили анатолийскую цивилизацию, примером чего является поэзия Руми. Именно Османская империя сыграла огромную роль в налаживании тесного контакта между европейской политикой (по крайней мере ее балканским вариантом) и политикой Ближнего Востока. Войны за национальную независимость в Сербии, Болгарии, Румынии и Греции в XIX в. способствовали формированию арабских националистских организаций в Дамаске и Бейруте. Таким же образом и современный терроризм, прежде чем проникнуть в Великую Сирию (Левант), зародился в начале XX в. в Македонии и Болгарии.
В начале XXI в. Турция могла похвастаться энергичным и доминирующим в политической сфере исламским движением. Она обладала огромным военным потенциалом, превосходящим потенциал практически любой страны на Ближнем Востоке, кроме разве что Израиля, а также экономикой, которая каждый год показывала прирост в 8 % и сумела дать прирост более 5 % во время мирового кризиса. Кроме того, страна могла гордиться системой плотин, которая делала Турцию хозяйкой водных ресурсов в той же мере, насколько Иран и Саудовская Аравия распоряжались нефтяными ресурсами. Эти факторы, очевидные и незаметные, позволяют Турции соперничать с Ираном за лидерство и власть в мусульманском мире. Годами Турция была почти так же изолирована на Ближнем Востоке, как и Израиль. Ее прежнее господство во времена османской эры усложнило отношения с арабами, при этом отношения с соседней Сирией были откровенно враждебными, а с баасистским Ираком и фундаменталистским Ираном — напряженными. В 1998 г. Турция, по сути, была на грани войны с Сирией из-за того, что Дамаск поддерживал радикальную антитурецкую Рабочую партию Курдистана. В это время Турция развививала фактический военный союз с Израилем, подтверждая свой статус изгоя на Ближнем Востоке, но с приходом к власти Эрдогана и Партии справедливости ситуация начала меняться. Это произошло одновременно с падением Запада в глазах турецкого общества из-за фактического отказа Евросоюза принять Турцию и все более агрессивных правых настроений в Америке и Израиле.
Турция не вышла из состава НАТО и не разорвала дипломатические отношения с Израилем. Страна скорее прибегла к «политике нулевых проблем» в отношении своих непосредственных соседей, проводимой Ахметом Давутоглу, министром иностранных дел при Эрдогане. Такая политика, в частности, означала курс на восстановление исторически близких отношений с Сирией, Ираком и Ираном. Экономика Турции оказалась значительно более развитой в технологическом плане, чем у ее соседей, и показывала более высокие темпы роста. Благодаря этому сильное влияние Турции в западном направлении (на Балканах) и в восточном (на Кавказе) стало само собой разумеющимся фактом. Болгария, Грузия и Азербайджан были наводнены турецким оборудованием и товарами народного потребления. Но именно поддержка палестинцев Турцией и возникшая благодаря этому популярность турок в секторе Газа превратили Турцию в наиболее влиятельного игрока в арабском мире, чего не случалось со времен распада Османской империи. Может, неоосманизм и был особой стратегией, разработанной министром иностранных дел Давутоглу, но он также явил собой и результат естественного политического развития — логическое продолжение того, что из-за набирающей обороты исламизации страны внезапно вышло на передний план главенствующее географическое и экономическое положение Турции. Привлекательность неоосманизма базировалась на невысказанном предположении, что в нынешнюю эпоху глобализации Турции просто не хватает как средств, так и желания, чтобы в действительности построить «новую старую империю» на Ближнем Востоке. Точнее, она основывалась на нормализации отношений Турции и ее бывших арабских подвластных территорий, для которых власть османов была достаточно отдаленной и вполне безобидной, по крайней мере по прошествии почти сотни лет, чтобы принять Турцию обратно в круг единомышленников теперь, когда враждебность в стране по отношению к Израилю возросла.
