Никогда раньше никто из нас не слышал, чтобы наш бригадир грубо выражалась. Выходит, довели женщину до предела.
– Так что, Ирина Анатольевна, не спеши. Была ты начальницей, уважаемым человеком, а теперь ты кто? Ныне в почете дельцы, хваты. Зашла я как-то в ресторан. Кто на входе? Нет. Не отставной военный. Молодой бугай, кулаки с дыню «Колхозница», стрижен под бобрик, затылок лоснится. Он тебе и швейцар, он и вышибала. Это было месяцев семь назад. И что бы ты думала – понадобилось мне оформить кое-какие документы в отделе учета и распределения жилой площади в райисполкоме. Записалась на прием к заместителю начальника. Вхожу, а он там восседает. Меня оторопь охватила.
– Так он, может быть, в швейцарах был временно, подменял кого-нибудь.
Я понимаю, что сморозила глупость, но и поверить в такую стремительную карьеру не могла.
– Сильно ты оторвалась от нашей жизни, если такое говоришь. Дома у меня номер «Советской России» сохранился. В ней на вкладыше одно слово: «Обогащайтесь». И точка. Пойду я.
Последние слова Вера Петровна произнесла грустно.
Когда она уже стояла в прихожей, я решилась.
– Погодите, Вера Петровна. Сколько требуют денег за выкуп мужа?
Она назвала сумму, равную стоимости жигулей.
– Чего годить-то.
Я силком вернула её на кухню.
– Посидите, я мигом.
Пошла в комнату и достала пять червонцев.
– Держите. Этого должно хватить.
– Ни в жисть.
Отталкивает мою руку с деньгами. Я не удержала, и монеты покатились по полу.
– Что я наделала? – сокрушается Вера Петровна и пытается встать на колени. Вместе мы собираем червонцы с профилем Николая Второго. Монетка к монетке – и все собрано.
– На меня грешила, а сама, небось, банк в Женеве ограбила.
Тут меня, как это бывает, понесло, и рассказала о Науме.
– Так вот почему тобой опер интересовался.
– Но отстал же.
– Я такого подарка не приму.
– Считайте, что это не подарок, а мой взнос в наше с Вами дело, говоря по-английски, business.
– Набралась за границей словечек. Теперь у нас все говорят на смеси нижегородского с французским. Какое такое дело ты придумала?
Я, как могла, рассказала о своей задумке.
– Что же, это стоящее дело. Я, не стану скромничать, шью хорошо. У меня в клиентках знаешь какие дамы? Антонина относила платье вечернее и деловой костюм жене заместителя председателя правительства. Он там шишка. Ведает имуществом города. Миллионами ворочает.
Спустя неделю мне представится случай познакомиться с Михаилом Владиславовичем Маневичем, вице-губернатором, красивым тридцатилетним евреем, со щеткой густых усов под выдающимся носом, с шевелюрой густых жестких волос. Он произвел на меня положительное впечатление. Говорил спокойно, рассудительно и, в общем-то, правильные вещи. Но тогда, все ещё сидя на полу моей кухни, я не придала значения словам Веры Петровны. Знали бы мы, что через шесть лет этот реформатор будет застрелен наемным убийцей.
– А выпить у нас с тобой, бизнесмен, нечего.
– Это верно подмечено. Заодно и подышим свежим воздухом.
Четырнадцатого июля одна тысяча девятьсот девяносто первого года две женщины вышли из дома № 3 по Сабировской улице. Было это в пятнадцать часов тридцать минут. Кто бы мог подумать в тот момент, что через месяц и пять дней ближайшее окружение Горбачева предпримет попытку сохранения Союза и возрождения его былого величия.
Гастроном на набережной Черной речки сохранился, а талоны на водку были у Веры Петровны. Так что скоро мы стали обладателями двух бутылок водки неизвестного происхождения.
Подытожу. Свой второй день пребывания в Ленинграде после длительного отсутствия я провела продуктивно.
Вера Петровна уехала от меня, несмотря на мои уговоры остаться на ночь, около одиннадцати вечера.
Мне не спалось, сказывалось напряжение последних дней. Непростое это дело – оказаться не удел. Простите за тавтологию. Уснуть удалось под утро. Засыпая, я слышала, как проехал трамвай через мост на Черной речке.
Утро. Я долго лежала в постели с закрытыми глазами. Вспоминала события последних дней. Ничего отрадного. На Мальту назначили нового посла. В посольских кругах говорили, она ставленник питерца, что она не имеет профессионального дипломатического образования и вся её карьера чисто номенклатурная. От комсомола до должности министра в правительстве.
Долежалась до того, что спину заломило. Привычная легкая гимнастика, душ. А вот с завтраком проблема. Недолго думая, решаю сегодня позавтракать в центре, в каком-нибудь недорогом ресторане. Достала из чемодана свой деловой костюм. Он немного помялся, но не беда, материал хороший, отвисится на мне. Погода мрачная. Дует северо-западный ветер. Он срывает последние листья с деревьев и несет их по мостовой. В одном костюме я замерзну, и потому поверх надеваю плащ.
Глянула на себя в зеркало в прихожей. Вполне. Вспомнила вчерашний разговор с Антониной о моей возможной беременности, усмехнулась: что ж, ты, женщина, ещё весьма привлекательна. Как там говорят американцы? Сексапильна. Одна мысль цепляется за другую, я вспомнила того мужчину, что вез меня на своей «волге» – Павла, а отчество позабыла напрочь. Мои приятные воспоминания прервало урчание в животе. Срам-то какой.
Ноябрь в Ленинграде всегда непогодь. Небо тяжело набухло темно-серыми тучами, оно опустилось, и кажется, еще миг – и оно ляжет своими тучами на крыши домов города. Ветер не устает дуть и больно сечет лицо то ли дождем, то ли мелкими льдинками. Мой берет, который я купила в Венеции, хорошо защищает лицо, но не шею. Напрасно я не обмотала её кашне из маленького магазинчика на улице Генерала Гомона, что недалеко от Эйфелевой башни. Какие это были дни! В Союзе старого Черненко сменил относительно молодой Горбачев. Он уже успел напеть столько, что тут, в Европе, его окрестили русским соловьем. Пой, ласточка, пой.
Мой boyfriend, корреспондент телевизионной компании CCN и по совместительству внештатный сотрудник Central Intelligence Agency, по-русски – ЦРУ, в те дни был похож на павлина, который распушил хвост перед курочкой. В роли курочки выступала я. Он угощал меня вином, на шампанское ему, вероятно, ЦРУ денег не выделило, пресловутым луковым супом, бараньим рагу со спаржей, а по утрам впихивал в меня круассаны. Я терпела три дня, а потом выложила ему все, что о нем думала. Как он взвился! Как он кричал! Он не шпион! Он честный американский reporter. Он брызгал слюной и был в тот момент отвратителен.
Стоя на ступенях эскалатора, предаваясь воспоминаниям, я не забывала по привычке рассматривать рядом стоящих и проезжающих мимо на параллельной лестнице людей. Подспудно желая встретить Павла. Но тут же одернула себя: он не пользуется общественным транспортом, у него свой автомобиль. Знала бы я, что «Волга» ГАЗ-21, изготовленная в 1970 году, в конце концов сломалась, и так, что ремонт её обошелся владельцу в две трети цены нового отечественного автомобиля типа ВАЗ. В метро мне стало душно, и на станции «Горьковская» я поднялась наверх. У памятника Максиму Горькому какая-то группка людей, жестикулируя, что-то обсуждала. Невольно усмехнулась, вспомнив горожан у костела. Тогда они собрались, чтобы произвести перекличку в очереди на холодильники. Интересно, какая такая нужда погнала этих на улицу в непогоду, и вот теперь тратить нервы, рвать голосовые связки.
