— Ты до утра тут стоять будешь?
— Пойдем, Сэмэн, — позвал Тихон.
Мы вчетвером зашли в нашу курилку, задвинулись глубже под масксеть и Нурик Вынул из шапки косяк:
— Взрывай, Женек.
Красный огонек поплыл в темноте по кругу. Нурик сунул руку под лавку, пошарил там и вытащил пластмассовую литровую фляжку. Отвинтив крышку, он отхлебнул из нее и передал фляжку по кругу вслед за косяком. В курилке густо пахло коноплей и дрожжами.
— Нурик, откуда?
— Цх, — ответил потомок кочевников, — на этих дедов надейся… Земляки с четвертой роты подогрели.
— Цены нет таким землякам.
— Пойдемте смотреть телевизор, — предложил Тихон.
Я уже порядком окосел и мне хотелось принять горизонтальное положение, однако в палатке меня ждал Облом Иваныч — все кровати были заняты: три взвода смотрели новогодний «Огонек». Были заняты не просто все кровати, а даже второй ярус: рискуя обрушить панцирную сетку на головы сидящих внизу на втором ярусе сидело по три-четыре человека на кровати. Вообще «сидело» это сказано неверно. Шло небыстрое, но постоянное движение. Кто-то уходил, кто-то приходил и занимал свободное место. В столовой продолжался праздник и часть людей была все еще там. В каптерках разливалась брага и нужно было заглянуть и туда. По трое, по четверо, по пятеро выходили черпаки и деды для того, чтобы взорвать очередной косяк. Словом, был полный отдых, свободный от шакальего догляда. Каждый отдыхал как хотел и никто не заметил как часа в три ночи к нам в палатку заглянули Баценков и Скубиев, ничего не сказали, ни в чем не упрекнули, не почуяли ни запах дрожжей, ни вонь конопли, а, не делая замечаний и не вступая в полемику с перепившимся и обкуренным личным составом, тихо удалились догуливать к себе в модуль.
Ох, мудёр был наш комбат!
Он слишком себя уважал для того, чтобы роняя свое достоинство увещевать нетрезвых солдат вверенного ему батальона. Зачем? Все равно не поймут, потому, что уже слово «мама» не выговаривают. Пусть проспятся. До утра. Утро вечера не просто мудренее, а еще и трезвее.
В семь часов утра комбат в одних спортивных трусах и кроссовках на босу ногу зашел в палатку второго взвода связи где на восемнадцати кроватях вповалку спали человек сорок. Трезвые никогда бы не разместились, а пьяному — ничего: ножки поджал под себя и спит…
Втроем на одной кровати.
— Подъем! — скомандовал Баценков и все, недавно уснувшие, по очереди стали просыпаться и продирать глаза.
— Построение взводу связи, разведвзводу и хозсброду через пять минут перед палаткой, продолжал лютовать комбат, — Кто на сколько минут опоздает, тот столько суток проведет на гауптической вахте. Время пошло.
Ровно через пять минут три взвода, пошатываясь и отчетливо пованивая перегаром, стояли на передней линейке. Смотреть на комбата без одежды было холодно и противно.
Бр-р!
— Вы, юноши, охудели, — комбат прохаживался вдоль строя, — совсем пить не умеете. К вам в палатку заходит целый майор, а вы даже булками не пошевелили для того, чтобы подвинуться и дать место. Раз не умеете пить, то будем изгонять из вас зеленого змия. Кросс три километра. Норматив двенадцать минут. Время отсекаем по последнему. Кто не уложится — перебегает все подразделение. Бегом — МАРШ!
Разумеется с первой попытки не уложился никто. Не то, что последние, а даже первые не пробежали быстрее четырнадцати минут. Мы добегали до финиша и сгибались пополам, хрипя и выплевывая на песок сопли и слюни. Комбат дал нам минут пятнадцать на отдых и запустил нас на старт еще раз. На втором забеге все уже проснулись и протрезвели. До каждого дошло, что комбат не шутит и бегать можно до вечера, пока не научимся укладываться в отведенный норматив. Собрав оставшиеся силы и волю три взвода набегали на финиш. Взмыленные лица, выпученные глаза, распахнутые рты, до предела раздутые легкие и одна только мысль: «уложиться, уложиться, уложиться».
Выслушав наши хрипы и стоны, удовлетворенно осмотрев наши умирающие туловища, комбат смилостивился:
— Умывайтесь и идите на завтрак. На развод не опаздывайте.
После шести километров быстрого бега по сыпучему песку все протрезвели и поумнели. Каждый понял: праздник кончился, начались будни.
27. Школа войны
1986 год. Январь. Окрестности Ташкургана. Афганистан.
Не надлежит мыслить, что если полк не на операции, а в пункте постоянной дислокации, то все ходят ленивые и расхлябанные. Что деды с черпаками закрываются в каптерках или собираются в парке и целыми днями пьянствуют бражку или долбят чарс. Что офицеры в своих модулях валяются на кроватях, пуская по комнате дым кольцами. Что духи предоставлены сами себе и шляются по полку без всякого дела.
Не надлежит мыслить, что в перерывах между ведением боевых действий полк предается сладостному безделью и чудесному ничегонеделанью.
Щаззз!
Дадут тебе отдохнуть!
И «потащиться» и отдохнуть — все дадут. Наотдыхаешься с избытком.
Если полк не на войне, а в расположении, то после того, как машины будут разгружены и вычищены, а личный состав помыт в бане и накормлен, после того, как люди выспятся на чистых простынях, а не на бронежилетах и плащ-палатках, после того, как жизнь войдет в нормальную колею, для солдата придумают много занятий — интересных и увлекательных.
Например, горная подготовка.
В составе своего подразделения ты после развода до обеда будешь карабкаться по тому самому обезьяннику, по которому гонял нас начфиз Оладушкин во время карантина.
Или инженерная подготовка, во время которой ты отшлифуешь свои навыки по отрытию одиночных окопов для стрельбы лежа, с колена и стоя. Хорошо еще, если догадаешься припрятать и замаскировать поблизости штыковую лопату и, пока офицер-сапер, поставив задачу, отойдет на полчасика в магазин, ты под завистливыми взглядами своих незапасливых сослуживцев выроешь заданный окопчик. А нет штыковой — орудуй саперной: тридцать человеко-минут тебе на отрытие окопа для стрельбы лежа и «время пошло». Затикает секундомер, отсчитывая время, оставшееся тебе для доклада о том, что окоп, отрытый в полном соответствии с Наставлением по инженерной подготовке, готов. В столовую на обед ты придешь грязный как черт, потому что, мало того, что изгваздаешь все коленки, пока будешь возиться с малой саперной лопаткой, так тебя еще и уложат в ту неглубокую могилку, которую ты выкопал в грунте, чтобы проверить как ты умеешь изготавливаться к стрельбе. И счастье твое, если тебе разрешат автомат снять с плеча, пока ты рыть будешь, а то ведь могут и противогаз одеть, чтоб усложнить задачу.
Но инженерная и горная подготовка — это не каждый день и даже не каждую неделю. Гораздо чаще солдат гоняют на тактику и на огневую.
Плохо стреляешь? Не видишь, где мишени? Тренируй зрение в суточном наряде с тряпкой в руке. Глядишь, и стрелять научишься, а то так и будешь до дембеля «на тумбочке» стоять.
