Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Несколько человек, выходя и кланяясь, соглашались с Куаутемоком, говорили, что в такой ситуации замирение — лучший выход. Что не надо сопротивляться неизбежному. От их сладостных речей Куаутемока стало подташнивать. Он понимал, что нужен мир, но сердце его никак не могло согласиться с разумом.
Наконец очередь дошла до Чимиутли, одного из старых военачальников Мотекусомы, с которым они вместе готовили «Ночь печали». Тот, медленно переступая деревянными ногами, вышел на середину зала, поклонился до земли и произнес:
— Ты наш повелитель, и власть тебе дана не напрасно: честно и мощно правил ты нами. Конечно, мир — великое, славное дело. Но вспомни — с тех пор как иноземцы, эти teules, пришли в нашу страну, не было ни мира, ни удачи. Вспомни, какими милостями осыпал их твой дядя, великий Мотекусома, и что же за это он получил?! Как кончил он, все его дети и родственники — ваши родственники, сперва Какамацин, король Тескоко, а затем повелители Истапалана, Койоакана, Тлакопана и Талатсинго?! Где ныне богатство наших стран?! Ведомо ли тебе, что множество жителей Чалько, Тепеака и Тескоко клеймили раскаленным железом в качестве рабов?! А посему не пренебрегай советом наших богов, не доверяйся словам Малинче. Лучше с честью пасть в борьбе под развалинами этого прекрасного города, нежели покориться и стать рабом.
От его слов что-то всколыхнулось внутри Куаутемока. Зажглось. Он снова вскочил и оглядел притихший зал:
— Согласны ли вы со словами Чимиутли?
Никому не хотелось войны, но и смелости выйти и прямо сказать об этом ни у кого не нашлось.
— Если таково ваше мнение, — воскликнул тронутый и взволнованный речью Куаутемок, — то пусть будет посему! Умрем сражаясь! Ни слова более о сдаче и мире! А теперь уходите и готовьте к бою всех, кто остался. Мне нужно побыть одному.
Когда дверь за касиками и жрецами закрылась, Куаутемок сделал знак секретарю.
Рота меченосцев входила в ворота Мешико. Совсем недавно к ним прилегали могучие стены. Теперь они сиротливо и одиноко возвышались над озером, оставленные талашкаланцами скорее для ориентира, чем ради пользы. За воротами раскинулась серая пустыня, в которой лишь кое-где угадывались фундаменты стоявших тут домов.
Несколько дней назад, пока Ромка и его люди занимались усмирением Койоакана и деревенек вокруг, три корпуса, ведомые Альварадо, Сандовалем и Олидом, железными когтями сомкнулись на самом сердце Мешико — рыночной площади.
Победа оказалась не столь блестящей, как принято писать в сагах и легендах.
Мешики тяжело болели и почти не оказывали сопротивления. Самый серьезный бой, который пришлось выдержать испанцам, длился два часа, и то только потому, что враги зубами цеплялись за каждую из ста четырнадцати ступенек, ведущих на вершину главного си. Именно на нем, побросав в огонь статуи Уицлипочтли и Тескатлипоки, Альварадо поднял знамя конкисты.
Попотеть же выпало разрушительным и похоронным командам. Первые занимались ломкой укреплений и разбором зданий. По велению Кортеса руками, мотыгами, взрывами пороховых зарядов они сравнивали с землей любые строения, встречающиеся на пути, а обломками забрасывали многочисленные каналы.
Вторые, с повязками на лицах, палками с крюками на конце, а то и просто алебардами оттаскивали умерших от оспы на погребальные костры. Город постепенно превращался в ровное безжизненное поле.
— Берегись! — раздалось откуда-то сверху.
Ромка замер на полушаге. Прямо на дорогу с грохотом обвалился кусок глинобитной стены, подняв тучи пыли. Индейцы муравьями набросились на него, расколотили деревянными молотками на мелкие части и уволокли в сторону ближайшей незасыпанной речушки. Невдалеке инженеры в белых рубахах возводили христианскую церковь на фундаменте небольшого си. Складывали они ее из тех каменных блоков, что совсем недавно лежали в основе пирамиды-храма.
Но по-настоящему страшно было там, где команды пройти не успели. Всюду лежали трупы, а среди них больные и слабые, не имевшие сил уйти вместе с другими. Земля повсеместно на улицах, площадях, дворах была взрыта и вскопана, ибо жители искали корешки для утоления голода. По этой же причине лишились коры все деревья. Вода повсюду была солоноватая, горькая. И все же никто в гибнущей столице не покусился на мясо мешика. Врагов они ели, своих же — никогда.
У Ромки, шагающего во главе колонны, на душе было муторно. Он ненавидел этот город, отнявший у него отца, но, видит Бог, не хотел ему такой судьбы. Отряд вышел на площадь, которая осталась единственным местом в городе, вокруг которого сохранились в целости хоть какие-то постройки, включая главный си. Ромка подошел к запорошенному белой пылью капитану разборной команды, отдыхавшей в его тени.
— Сеньор, не подскажете ли, где я могу найти дона Эрнана?
Капитан молча ткнул пальцем наверх. Ромка поднял голову и увидел странную процессию, взошедшую уже почти на самую вершину пирамиды. Впереди несколько жрецов с опущенными головами и несколько священников с большими латунными крестами в руках, а за ними две дюжины солдат, тащащих наверх толстую черную веревку. Или… Да это ж Великий змей! Кецалькоатль!
— Мирослав, смотри. — Ромка положил руку на плечо спутника.
— Вижу, — без особой радости отозвался Мирослав.
— Так ты ж его… Ну да. — Ромка вспомнил не раз пересказанную солдатами историю, как его мнимый слуга убил Великого змея, чуть не потопившего всю эскадру. — Что, жалко?
— Я завсегда зверей жалел больше, чем людей, — ответил воин.
— А где они его взяли? И зачем туда тащат? — Молодой человек снова обратился к капитану.
— Взяли недалеко тут, около пещеры. Сдох и плавал кверху брюхом. Я сам не видел, но израненный весь, говорят, живого места на нем не оставили. Оттого и сдох. А тащат, чтоб на Куаутемока страху навести и на тех, кто еще сопротивляется. Показать: мол, вот мы что с вашим богом можем сделать, а уж с вами-то и подавно.
— И многие сопротивляются?
— Не знаю, — сладко, с хрустом потянулся капитан, — нам того не докладывали. Стрельба вроде слышится, а раненых и нет почти. Победа, считай.
Процессия на лестнице достигла верхней площадки. Заревели трубы и рога, застучал огромный барабан, еще совсем недавно приговаривавший испанцев к жертвенному ножу. Завыли жрецы, священники вознесли крестное знамение. Солдаты подняли тушу змея на вытянутых руках и швырнули вниз. Она долго катилась по склону, подпрыгивая на выступах, и наконец рухнула к подножию пирамиды. Конкистадоры внизу вылили на него несколько ведер горючей жидкости и поднесли факел. Крики наверху стали громче, один из жрецов что-то выхватил из рукава и хотел броситься на Кортеса, но солдаты перехватили его и отправили вслед за змеем. Ромка не стал смотреть, в каком виде тело достигло земли.
По лестнице деловито сбежал Кортес в сопровождении нескольких чиновников с ящичками для письма под мышками. За последние дни он оправился от ран. На его обычно худом лице даже появились округлости щек, стыдливо выглядывающие из-под многодневной щетины.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
