— Нет, ничего… хочу поговорить с тобой.
— Тебе лучше лежать спокойно и не волноваться.
— Я отдыхал слишком долго. Сколько я лежу здесь, несколько лет?
— Еще нет и месяца. — Она заставила себя улыбнуться.
— Каждый час показался мне годом. Подкрути повыше фитиль, чтобы я мог видеть твое лицо.
Тилли прибавила фитиль и повернула к мужу лицо. Она взяла его за руку, и в этот момент его слова, как ножом, рассекли ей грудь.
— Жить мне осталось недолго.
— Пожалуйста, Мэтью, прошу тебя, — закрывая глаза, взмолилась Тилли. — Не надо так говорить.
— Посмотри на меня.
Она открыла глаза.
— Мы должны смотреть правде в лицо и смириться с неизбежностью. Я знаю, что больше ничего сделать нельзя. Возможно, это наш последний разговор.
— Ах? Мэтью, Мэтью…
— Прошу тебя, милая моя, не надо плакать… Просто выслушай меня. Не буду тратить слова, чтобы снова сказать, как люблю тебя. Люблю с тех пор, как увидел. Я так много твердил тебе об этом, что наверное, утомил тебя своими признаниями. И тем не менее — это правда. Правда без преувеличения. Ведь я стал одержим своей любовью. Она начала превращаться в болезненную манию. Я с ревностью следил за каждым твоим взглядом, отданным кому-нибудь другому, даже ребенку. Да. — Голова Мэтью заметалась по подушке. — Каждый такой взгляд я воспринимал как удар сюда. — Он скосил взгляд на свою грудь. — Я знаю, что это плохо, но у меня в голове появились черные мысли. Если бы ты сказала, что оставляешь меня, я бы убил сначала тебя, потом себя. Это правда. А если бы ты ушла к другому, я убил бы и его.
Грудь Мэтью высоко вздымалась.
— Мэтью, пожалуйста, не говори больше ничего, ты утомляешь себя, — сжимая его руку, попросила Тилли, видя, с каким трудом дается ему каждое слово.
— Нет-нет! Тилли, дорогая, я не чувствую усталости, как это не странно. Наоборот, ко мне пришла душевная легкость и умиротворение, которых я не знал раньше. Всю жизнь мне не давала покоя страсть! Страсть к тебе. Я уже сказал, что она превратилась в настоящую манию, навязчивую идею. И, несмотря на внутренний покой, мания эта не отпускает меня и сейчас. — Теперь Мэтью стиснул ее руку с необычной для больного силой, а в его глубоко запавших глазах вспыхнул было огонь. — Я хочу, чтобы ты дала мне обещание, Тилли.
Тилли поперхнулась и не сразу смогла ответить ему.
— Да, дорогой, проси о чем хочешь. Но, поверь мне, ты поправишься.
Мэтью встряхнул ее руку, выражая свое раздражение.
— Поклянись, что не нарушишь обещание, — изменившимся голосом произнес он.
— Да, дорогой, я все исполню.
— Тогда поклянись, что никогда больше не выйдешь замуж.
— О, Мэтью! — Глаза ее расширились, на лице отразилась жалость.
— Обещай. Я хочу услышать это от тебя.
В этот момент в ее ушах зазвучал бабушкин голос: «Эх, Пегги Ричардсон, бедняжка Пегги Ричардсон! Она пообещала умирающей матери, что не выйдет за Билли Конвея. И посмотри, во что она превратилась: вся высохла, сморщилась, на всех бросается. Умирающие за многое в ответе». И теперь Мэтью, которого она любила всем сердцем, просил ее не выходить больше замуж. Но разве кто-нибудь еще ей нужен? Никто! Никогда! Тилли крепко прижала руку мужа к своей груди.
— Обещаю, обещаю.
— Скажи: «Мэтью, я никогда не выйду замуж. Никто не займет твое место».
— Мэтью, дорогой! Обещаю никогда больше не выходить замуж. Никогда другой мужчина не займет твое место. — Слова давались ей с трудом, вырываясь из сердца.
Тело Мэтью набрякло и вдавилось в постель. Он закрыл глаза, и рука его перестала сжимать ее пальцы. Неожиданно Тилли осознала, что ее постигло настоящее горе. Горе более тяжелое, чем то что она испытала во время первого набега или, когда она считала детей погибшими. Тилли даже согнулась и погрузилась в немое оцепенение, глядя на Мэтью. Если он умрет, а он умрет, она давно это чувствовала, то почему бы ей не уйти вместе с ним?
А что будет с детьми? Ребенком Марка и ребенком Мэтью. Пусть он отказывался ее признавать, но она-то считала девочку его дочерью.
Усталость, страшная усталость навалилась на нее. Тилли откинулась на спинку своего кресла.
На рассвете ее разбудила Кэти. Девушка уже давно находилась в комнате. Но первое, что она сделала — накрыла лицо Мэтью простыней.
Тилли уставилась на эту простыню, которая на ее глазах стала синей, потом черной, затем превратилась в гроб, черный гроб. Она видела, как гроб опускают в могилу, а в нем того, ради кого стоило жить. Смерть отняла у нее его отца и теперь навеки разлучила и с ним. Она несла смерть всем, кто находится рядом. Тилли вспомнила Ганса Майера, Хэла Макграта. Она погубила столько жизней, сколько индейцы. И она увидела индейца. Он шел к ней прямо через постель. Краска покрывала его лицо, но она различала морщины у него между бровей, отчетливо видела его крупный нос, раскрытый рот. На нее наступала голова бизона и рога были нацелены прямо на нее. Но перед тем как приблизиться вплотную, индеец остановился, и они взглянули друг другу в глаза, как это произошло недавно. Потом он взмахнул томагавком и ударил ее по голове. И в тот момент, когда топор обрушился на ее голову, Тилли подумала, что ее мечта осуществилась, и она уходит вслед за Мэтью.
Глава 12
Ярко светило солнце. Много дней Тилли смотрела на него в окно, но только теперь впервые заметила. Жаркое марево, как покрывало, окутывало ранчо. На дворе снова выросли дома, высокие и низкие. Неужели здесь когда-то было дымящееся пожарище? Временами сознание у нее мутилось, она впадала в забытье, а потом удивлялась новым постройкам. Но исчез флигель, не стало барака и дворца Альваро Портеза. Почему она продолжала думать о нем с сарказмом. Он умер страшной смертью, которая во много раз превышала мыслимую кару за все совершенное им в жизни зло. Даже Христос не знал таких мучений. Но он не ведал об индейцах. Когда-нибудь она соберется с силами, спустится с холма и посмотрит новый дом Луизы, обставленный модной мебелью. По словам Кэти, кое-какие вещи выглядели ничуть не хуже, чем обстановка в поместье Сопвитов.
Тилли постоянно видела, как вокруг ранчо сновали повозки. На них привозили лес, приезжали рабочие, которые стучали и стучали молотками. Иногда ей казалось, что гвозди входят прямо в голову, разрубленную томагавком, и по ее лицу струится кровь, а Кэти с Луизой вытирают ее.
Сколько раз ей пришлось сражаться с индейцами? После одной из таких битв Тилли очнулась в руках Дуга Скотта. Он крепко держал ее, и на какой-то миг ей показалось, что это Мэтью обнимает ее, и она прижалась к нему щекой, но он заговорил, и она поняла свою ошибку.
Однажды Тилли потихоньку встала с постели и взяла ружье. Она проделала все очень тихо, потому что знала: вокруг коварные индейцы. Она легла на пол, сжимая ружье и целясь в прыгнувшего в комнату через окно индейца. Но на этот раз Мак помешал ей прицелиться как следует. После этого они привязали ее к кровати, отдав на милость изуверам. Жестокие, какие они все жестокие, те, что вокруг, даже белые.
