— Сосредоточьтесь, Гомес. Начинайте сейчас же. Вот, считайте это авансом.
Андреу знал как подхлестнуть его; из внутреннего кармана пиджака он достал конверт, полный крупных купюр, и вручил детективу. Гомес закончил беседу так же, как и всегда, когда получал новое задание:
— Положитесь на меня, сеньор Андреу. Ригоберто Гомес никого еще не подводил: расследование семейных дел, супружеских измен, махинаций с законом, дел о наследстве, плагиата...
— Хорош, Гомес. Я вашу пластинку уже наизусть выучил.
На прощание детектив позволил себе мимолетную ухмылку, и Андреу улыбнулся в ответ.
В двухкомнатной квартире в Педральбесе Массимо ди Люка и Тита Сарда изучали чертежи, привезенные из Лос-Анджелеса. Они превосходно отдохнули на Сент-Барте, а потом в Калифорнии. Проект фитнес-центра получался просто сногсшибательным: невиданная роскошь и все мыслимые услуги. Фасад будет в целом напоминать стиль Гери, но отличаться от работ американского архитектора формами: вместо волнообразных линий — подчеркнуто ломаные. Строительство займет два года. Дело было за самым главным, одобрением отца Титы.
— Не беспокойся, amore, — ворковала Тита, покусывая ухо любовника. — Вот увидишь, тебя примут с восторгом... У тебя такой класс, такое чувство стиля...
— Чертовка моя... — Массимо набросился на нее, сорвал блузку. Пуговицы запрыгали по паркету.
— Какой же ты грубиян... ммм, продолжай, негодник...
— Нравится? — Итальянец одним рывком освободил ее от брюк и прижал к окну гостиной. К большому окну. Во всю стену. В здании напротив щелкнул фотоаппарат...
Тита задыхалась. На ней остались только бюстгальтер и трусики. Руки Массимо с силой потянули вверх края стрингов, причиняя ей боль и наслаждение... Щелк...
Тонкая ткань трещала по швам. Тита стонала. Крупный план. Щелк...
Массимо поднял два черных обрывка... Щелк...
Итальянец повернул ее лицом к окну и принялся ласкать сзади, доводя до исступления. Лица крупным планом. Щелк...
Груди Титы колыхались над сползшим бюстгальтером. Возбужденные соски затвердели... Щелк...
Они сменили позу.
Массимо заставил Титу встать на колени.
— Разбойник... мой восхитительный разбойник...
— На колени, или накажу! — Массимо достал маленькую треххвостую плетку. В лучах солнца блеснули стеклянные шарики на концах.
— Накажи меня, демон! — Тита опустилась на четвереньки.
Плетка хлестнула по ягодицам... Щелк... Щелк...
— Да, amore, да! — надрывно кричала Тита.
Любовник рухнул на колени и свирепо, как дикий жеребец, овладел ею сзади. Щелк...
Еще раз, и еще... Щелк, щелк...
Обессиленные, они затихли на полу, мускулистое тело прижато к спине Титы — щелк! Щелк! Щелк!
Вот и все! Гомес запечатлел всю эротическую сцену на цифровом фотоаппарате и параллельно снял на видеокамеру, установленную рядом на штативе. Всего десять дней назад он принял заказ, и вот у него в руках уже первосортный материал! Это оказалось проще простого. Андреу будет доволен, а это означает, что в его карман рекой потекут денежки и что его ждет великое будущее в области промышленного шпионажа для одного из крупнейших предприятий Каталонии.
Он бросился готовить отчет: распечатал фотографии на компьютере, увеличил отдельные кадры, записал видео на диск на случай, если Андреу пожелает лицезреть полную картину... и бежать в ванную онанировать. Он-то сам отойти не мог и оконфузился прямо во время фотосессии.
Андреу и Аврора договорились не встречаться, пока не разберутся со своими семейными делами, и строго соблюдали уговор, хотя безумно скучали друг без друга.
Авроре пришлось нелегко, когда она сообщила мужу, что намерена с ним расстаться. И не потому, что он до сих пор любил ее, — любовь, не выдержав монотонной рутины, сбежала от них давным-давно, и оба это знали. Главная проблема заключалась в другом. Семью, по его мнению, следовало сохранить любой ценой. Этим лозунгом Мариано Пла размахивал направо и налево, критикуя разводящихся знакомых. «Семья крепка, пока ее члены ужинают вместе», — грозно изрекал он, если кто-то из троих, пусть и по уважительной причине, опаздывал к ужину. И никакие доводы, как бы разумно они ни звучали, не способны были сдвинуть его с выбранной позиции.
То, что жена с ним не спит, его не беспокоило. Ни она его не хотела, ни он ее — но разве в этом дело? После стольких лет в браке не могут супруги гореть страстью, как показывают в насквозь лживых мелодрамах! Он готов был идти на любые уступки, лишь бы не нарушить традицию семейного ужина. Они повенчаны на всю жизнь, и эти узы ко многому обязывают — нельзя же вот так, ни с того ни с сего, вдруг взять и разорвать их! Благословленный Богом союз невозможно расторгнуть. «Что соединил Господь, того не разъединить человеку». Куда делись принципы его жены?
— Я хочу развестись, Мариано.
— Вопрос не в том, чего ты хочешь, а в том, что ты можешь. Ты не имеешь права просить развода, потому что согласилась быть моей женой до конца дней. Неужели забыла? «Пока смерть не разлучит нас...» — Он задумался. — Уходи, если хочешь, пусть это будет на твоей совести, но Map останется со мной.
— Не впутывай сюда ребенка.
— Это ты ее впутываешь! Или ты думаешь, что, разрушая ее семью, не наносишь ей никакого вреда?
— А ты когда-нибудь спрашивал дочь, что онадумает о нашей образцовой семье?
— Видно же, как она счастлива! Что тут еще спрашивать?
— Эх, Мариано! В каком мире ты живешь? Я говорила с ней... и знаешь, что она мне сказала?
— Предупреждаю, Аврора. — Он нацелил в нее обвиняющий перст. — Я не позволю кормить себя небылицами.
— Ясно. Ни черта ты не понимаешь. Твоя дочь уже не маленькая, мог бы и поговорить с ней по-человечески. Иди давай, спроси ее мнение о нашей потрясающейсемье...
В этот момент домой пришла Map с соседскими девочками.
— Что это с вами? На вас без слез не взглянешь!
Мариано встал, включил телевизор и как ни в чем не бывало обратился к жене:
— Мы можем поужинать через часок? Сегодня «Барса» играет.
Пока глава семьи напряженно пялился в телевизор, болея за любимую команду, Map внимательно слушала мать, которая решила рассказать ей все без утайки.
Она ее понимала... Как не понять, если их души похожи словно близнецы?
Она, Map, вне всякого сомнения, во всем поддержит маму. Если придется выбирать, она предпочла бы жить с матерью, но пусть лучше взрослые это между собой решат, иначе ей придется отвергать папу, а это больно. Она ведь его любит, просто видит, какая духовная пропасть разделяет родителей. Достаточно понаблюдать за ними немного. Ее мать живет напряженной внутренней жизнью — потому Map ею и восхищается, а отец создан встречать и провожать каждый день, ни во что не вникая и ни о чем не задумываясь. Он конформист, если можно назвать конформизмом ежедневное механическое следование заданной программе. И Map любит и понимает их обоих. Он человек заурядный, городской обыватель, не имеющий амбиций и слепо приверженный традициям. Она — умная и утонченная, ей следовало бы выходить на сцену под гром рукоплесканий. Ведь она столько может дать, стольким вещам научить!
