Грудь ее сдавило, глаза наполнились слезами.
— Я хотела рассказать тебе, но… — Шарлотта упала в его объятия и расплакалась.
— Все хорошо, — нежно проговорил Эван.
Слезы потекли еще сильней. Затем она резко отстранилась.
— Таблетки! Я оставила их в Ватикане. Я должна принимать их каждый день!
— Об этом не волнуйся, — успокоил он. — Они тебе не понадобятся. Никогда.
Шарлотта опешила.
— Миелома — серьезнейшая разновидность рака, — объяснил он. — Я знаю, как ты мучаешься. И знаю, что именно поэтому ты в прошлую нашу встречу была такой… отстраненной. А я тогда просто перегнул палку. Тебе столько пришлось пережить. А я вел себя как последний эгоист…
Уже рыдая, она кивнула.
— Я… я никому не говорила.
— Знаешь, мне кажется, что теперь ты должна начать понемногу выпускать пар, чтобы предотвратить эмоциональный взрыв, — лукаво проговорил Олдрич. — А я потерплю. Ты должна довериться мне.
Кивнув, Шарлотта потянулась к упаковке с салфетками на прикроватной тумбочке.
— Надо папе сказать. — Она промокнула слезы. — Но я побаиваюсь. Он еще не отошел от смерти мамы…
— Не надо ему ничего говорить.
— Почему? — Реплики Эвана начинали ее озадачивать.
Он покачал на ладони бесценный пузырек.
— Если я ничего не напутал, папе тебе рассказывать будет нечего. И не будет необходимости глотать мельфалан. Я хочу, чтоб ты стала первым пациентом в моем клиническом исследовании.
— Да ладно, Эван, не может быть все так просто… — Она вытерла глаза.
— Я тоже так считал. Но думаю, ты согласишься, что, когда дело доходит до генетики, я знаю, о чем говорю. И я абсолютно в этом уверен.
Шарлотта пригляделась к пузырьку, на этот раз внимательнее.
— Но почему я? Ведь есть столько людей, которые больше заслуживают… которые больны намного серьезнее.
— Конечно есть. И если мы не ошиблись, то, возможно, подумаем, как всем им помочь. Но чтобы сделать это, я должен быть уверен, что ты будешь рядом со мной. И мы сделаем все вместе.
— Так… ты хочешь сказать, что если я соглашусь, то ты сделаешь эту инъекцию мне?
— Да.
— Эта ДНК — мужская. Она превратит меня в мужчину?
Оба рассмеялись, и повисшее в комнате напряжение немного развеялось.
— «Половые признаки» я уже отделил, — заверил он Шарлотту. — Здесь специально приготовленная для тебя сыворотка исключительно направленного действия — на твои кости, клетки крови и так далее. Имея идеальный геном, мы можем готовить лекарство какого угодно профиля.
— Просто сказка какая-то, — пробормотала она.
Эван взглянул на пузырек, затем на Шарлотту.
Время, казалось, застыло, пока она обдумывала, продолжать ли ей тягостный курс химиотерапии. Несомненно, такое лечение сведет на нет всякую надежду иметь детей. И при самом благоприятном варианте развития событий она проживет еще десять — пятнадцать лет. Ей не дотянуть даже до пятидесяти.
— Так как?
Шарлотта улыбнулась, чувствуя, что может доверять ему. Она вспомнила ангела смерти в соборе Святого Петра, переворачивающего песочные часы.
— Согласна.
— Отлично. — Эван улыбался от уха до уха. — Но ответь мне на один вопрос. Чью косточку я исследовал?
Отец Донован попытался внушить ей, что скелет являлся фальсификацией, сфабрикованной Иосифом Аримафейским для того, чтобы развенчать Иисуса как долгожданного Мессию. Сейчас же его история казалась ей просто нелепой. Только в божественном создании мог быть обнаружен такой фантастический генотип.
Шарлотта подошла к окну и некоторое время молча смотрела на огни аэропорта. Затем повернулась к Олдричу — глаза ее были грустны, но она улыбалась.
69
Ватикан
Собор Святого Петра закрылся ровно в семь вечера; его обширное сумрачное чрево быстро опустело — лишь одинокая фигура с черной сумкой почти бегом двигалась вдоль северного трансепта.
Отец Донован поравнялся с высоким, величественным Балдахином, чья мраморная балюстрада окружала подземный грот прямо под папским алтарем. Остановившись, чтобы перекреститься, он огляделся, не видит ли кто его, затем открыл боковые воротца и скользнул внутрь. Осторожно закрыл за собой створки и крадучись двинулся вниз по винтовой лестнице.
Когда священник опустился на один уровень ниже пола собора, перед ним предстала искусная мраморная рака. От ее гладких поверхностей отражался теплый свет девяноста девяти богато украшенных масляных ламп, горящих постоянно в честь самой святой земли во всем Ватикане.
Sepulcrum Sancti Petri Apostoli.
Рака Святого Петра.
По словам Иосифа из Аримафеи, он поручил Петру выполнить два важнейших заключительных служения Мессии. Перевезти десять оссуариев из Рима в новую усыпальницу под Храмовой горой в Иерусалиме и доставить его бесценный манускрипт — основополагающий документ христианских евангелий — в надежные руки.
Донован вспомнил последний абзац из Иосифовых «Тайных хроник».
«В эту ночь император Нерон устроил пир в своем дворце. На пир тот он пригласил меня, мою жену и моих детей. Я согласился с великой печалью, поскольку намерения его были мне известны: ведь сердце этого человека полнилось злом. Те, кто прославляет учение Иисуса, отказались воздавать императору дань уважения. За что многие были сожжены заживо.
За мою преданную службу Риму Нерон известил меня, что моя смерть, как и смерть моей возлюбленной семьи, будет легкой. Еда, что подадут нам на пиру, будет отравлена.
В огромном Риме нам от него не укрыться, и только Бог будет нам защитой. Наша судьба в его руках.
Мы договорились, что тела наши будут отданы моему брату, Симону-Петру, он похоронит их в нашем склепе рядом с Иисусом. Когда плоть истлеет, Петр отправит их назад, в Иерусалим. Иисус будет предан земле под великим храмом, поскольку я обещал ему это перед его казнью. И там мы вновь встретимся на Судном дне. И тогда храм очистится. И Господь вернется в свою священную Скинию.
Я попросил Петра доставить эти записки нашим братьям, ессеям. Они сохранят это свидетельство служения Господу и Его сыну. Они поведают людям, что скоро грядет Судный день».
Когда Петр выполнил свой долг перед братством, он вернулся в Рим и продолжил проповедовать учение Христа. Вскоре после этого по приказу Нерона он был схвачен и приговорен к смерти — его распяли головой вниз.
«Иди, не стой», — поторопил себя Донован.
Прямо под основанием Балдахина, меж красных мраморных колонн, располагалась небольшая, защищенная стеклом ниша с золотым мозаичным изображением окруженного ореолом Христа. Под мозаикой лежала небольшая золотая шкатулка — оссуарий.
