выпустив ещё немного крови. Её губы дрожали, на глазах выступили слёзы, но она заговорила сбивчиво, тяжело, боясь сглотнуть:
— Тебе нужно… знать… Если они выйдут и не смогут меня видеть… я потеряю над ними контроль… — сказала она наполненным страхом голосом.
— Вот оно как. Значит, ты обнажилась не из-за особых наклонностей, а чтобы твоя сила заработала сильнее?
«Как ты смеешь так с ней разговаривать! Убери от неё руки! Умри, исчезни!» — думал я, хотя понимал, что он прав.
— Да, — ответила она, — Прошу, отпусти меня… мне очень страшно… — сказала она душераздирающим голоском, каждая фибра моей души заверещала от жалости и боли, — Я клянусь… я сделаю всё, что скажешь…
— Оу, хочешь, чтобы я поверил слезам шлюхи? — спросил Алем, хотя ответа ему не требовалось, — Прикажи моим друзьям привести себя в порядок, а Кнуту снять с них кандалы.
Она послушно выполнила его указание, и я почувствовал, как разум прояснился, словно спала пелена, и мир вокруг заиграл блёклым и болезным светом, растерял краски. Старая кровать теперь оказалась застелена грязным серым бельём, покрытым пятнами, в комнате стояла вонь немытых тел, мускус и металлический аромат крови, а Миллиса теперь не была богиней — лишь обычной шлюхой, распутной женщиной, раздвигающей мохнатые ноги за деньги. Ненависть и отвращение захлестнули меня, я хотел прикончить её прямо сейчас! Но здравый смысл остановил.
Лита оделась и сразу спряталась от того стыда и распутства, что её вновь пришлось пережить, за моей спиной, она ничего не говорила, но я чувствовал, как её дрожь.
— Миллиса, как ты могла? Зачем ты всё это устроила? Мы же договорились помочь им, это просьба Хорта… — разбито спросил Вик, голос его поник.
— Она посчитала, что так будет лучше, — сказал я, совершенно не желая её защитить, просто зная ответ, — Но ей не повезло.
— Нам бы уходить, — нервно сказал Фирс.
— Скажи Кнуту снять кандалы, — приказал Алем, всё ещё держа кинжал у горла Миллисы.
— Кнут… сними с них кандалы, — дрожащим голосом приказала она.
Кнут управился быстро. Кандалы остались лежать на деревянном полу. И я ощутил… наверное, это чувство сродни свободе, будто я скинул безумную ношу. Я смотрел на свои заячьи лапы, и они казались теперь мне неправильными, странными без этих железяк. А внутри нарастало требовательное желание тут же пустить их в ход. Но я подавил его, как и многие другие.
Алем тем временем приподнял Миллису и присел у неё за спиной, всё ещё держа нож у горла.
— Теперь с меня, — приказал Алем, и Миллиса повторила приказ.
Он с отвращением столкнул кандалы с кровати.
— Женщины позади, — начал я, рассматривая испуганных шлюх с разбитыми лицами, покрытых синяками и ссадинами, — Что с ними произошло?
Миллиса сглотнула и заговорила, медленно, нервно отводя глаза от Алема:— Они уже были такими, когда мы сюда вошли. Наверное, Кнут развлекался, ты не представляешь, сколько таких подонков к нам наведывается… — проговорила она, вряд ли вызвав жалость в Алеме, да и во мне тоже. Они знали, на что шли.
Но как бы там ни было, это… просто мерзко. И трусливо. Я посмотрел на Кнута, сидевшего на полу с рассеянным взглядом под чарами Миллисы, костяшки на его кулаках были сбиты, руки покрывали капли засохшей крови.
— Почему… почему они не ушли? — спросила Лита, — Они же хищницы… они же свободны, — последнее слово далось ей с болью.
— Он чародей, — сказал Вик, — Наверное, заключил с ними договор повиновения. Он на такое способен, но лишь с согласия, не как… — он с обидой взглянул на Миллису, а она отвернула голову.
— Ну, нам всё равно нужно решить, что с ними делать, — сказал Алем. — Ты же можешь позаботиться, чтобы они всё забыли?
— Нет, этого я не могу… — прошипела Миллиса, ей было страшно даже дышать.
— Жаль, они ведь сумеют описать нас, когда сюда прибудут законники, а нам ещё нужно добраться до джунглей… — сказал Алем и задумался, и я ощутил, что он ждёт моего решения.
Первое, что пришло мне в голову — их надо убить. Это было проще всего и эффективнее. Мертвецы не разговаривают. Я посмотрел на этих женщин, сидящих на кровати, прижимавших колени к своим грудям, тщетно пытаясь прикрыть бесстыдство, в их глазах, обрамлённых синевой, плескался страх и надежда. Надежда… Она не покидает их и сейчас. Заслуживали ли они смерти? Нет, точно нет. Они были жертвами обстоятельств, жизненных и случайных. Им сегодня лишь не повезло оказаться в этом доме, в компании Кнута. Но что я мог сделать? Отпустить их? Исключено, они расскажут обо всём на свете, если их прижать. Как сказал Алем — слезам шлюхи веры нет. Но, чувствуя дрожь Литы за спиной, я почему-то не мог сказать ни слова.
— Ох, Декс, тебе не стоит размякать, не сейчас… — со вздохом сказал Алем. — В этот раз я тебя выручу, — с каким-то отеческим тоном сказал он. — Будешь должен.
— Что ты хочешь…? — спросил Вик, но Алем его перебил.
— Прикажи всем не двигаться, — сказал он Миллисе.
— Не двигайтесь! — бросила она приказ, и я почувствовал подступающий морок, но он был куда слабее того, что раньше.
— А теперь скажи шлюхам и Кнуту…
Я мог его остановить, мог что-то сказать — знал, что могу, но не стал этого делать. Он поступает жестоко, но это необходимо. Мои губы невольно сжались.
Что это? Жалость? Разве я ещё способен её испытывать? Или это лишь отголосок чувств Декса?
— Прикажи им не дышать, — хладнокровно сказал он.
— Я… они же умрут… — промямлила Миллиса.
— А иначе умрёшь ты. И чем дольше мы медлим — тем выше вероятность, что нас поймают, и вскоре выйдут и на твоего брата.
— Но… Но… — она начала всхлипывать, слезы покатились по щекам.
Алем надавил остриём на горло и рявкнул:
— Приказывай!
— Перестать дышать! — сквозь слезы прокричала она.
Женщины за ней схватились за горла, захрипели, хлопая глазами и ртами, тщетно пытаясь вздохнуть. Но их груди не двигались, грудная клетка не расширялась. Ужас в их глазах застал меня, я сжал челюсти, впился рукой в руку Литы, словно уже не она ищет поддержки.
—
