он сообщил, что меня ищут какие-то люди. Один, говорит, бродяга, который меня знал, это он имел в виду Мандухая, я сразу понял, что это он, а про тебя Волошин сказал, что ты выдаёшь себя за простого охотника, но, судя по всему, ты тот самый знаменитый убийца, которого ищет Трибунал и который хочет спрятаться тут у нас, на юге.
– О, и почему же ты согласился встретиться с таким опасным убийцей, как я? – спросил Горохов, так и не отпуская одежду Аяза.
– Потому что… – Халип Адыль Аяз Оглы продолжал сбивчиво, – потому что я понял, что вас прислала Церен… Она уже дважды присылала людей искать меня. Люди были опасные… И я подумал, что я помогу вам взять первожизнь, и тогда вы… она… отстанет от меня. И больше не будет присылать людей.
– А что было с теми людьми, что приезжали до нас? – спрашивает уполномоченный.
– Одних выгнал отсюда Волошин, – сразу отвечает Оглы, – а вторые уже не стали заезжать на Семнадцатую заставу, проехали мимо, стали искать меня в песках. Я прятался от них, как мог, потом нашёл их машину, у них мотор сломался, и Гупа нашла их в песках.
– И добила? – догадывается Горохов.
– Да.
– А почему же ты согласился встретиться со мной и Мишей? – не отстаёт от него Андрей Николаевич.
– Мандухай… Мы с ним работали в этих местах в молодости, он их знает, поэтому Церен его сюда и прислала, он знает мои укрытия, он хороший следопыт, он мог меня найти, а ещё ты… Волошин сказал, что если сводки из штаба не врут, то ты самый опасный человек в степи, что ты в одиночку убивал целые банды. Я подумал, что Гупа с тобой может и не справиться. Я подумал, что лучше отведу тебя туда, ты зайдёшь в Блок, возьмёшь первожизнь и отвезёшь её Церен, и она наконец отстанет от меня.
Всё это звучало… правдоподобно. Зная Люсичку, он вовсе не удивлялся, что некоторые люди могут её по-настоящему бояться. Но у Горохова была ещё пара вопросов, и он не отпускал Аяза и не убирал от его позвоночника обрез.
– А почему ты не взял с нами Мишу?
– Он… – начал Оглы, – он ничтожество. Он всё расскажет Церен, расскажет, как найти Блок, он как будто её раб, и тогда она сама будет знать, где взять первожизнь.
«И ты тогда окажешься не нужен».
– А я? – продолжает Горохов. – Я ведь тоже могу ей рассказать.
– Нет, ты умный… – это было похоже на лесть, но Халип Адыль Аяз Оглы тут же пояснил свою мысль: – Зачем тебе говорить обо мне и Блоке кому-то, тем более такой сколопендре, как Церен? Она, если поймёт, что может и без тебя найти Блок, она тебя уберёт, чтобы ты не рассказал о Блоке северным. А если никто знать об этом месте не будет, если тебе опять понадобится первожизнь, мы опять с тобой за нею сходим, просто ты будешь мне платить немного… за сопровождение.
И это звучало вполне разумно. Да, разумно… Этот Халип Адыль Аяз Оглы знал, как правильно подбирать слова и казаться логичным.
«Ну допустим!».
И тогда Горохов задал последний вопрос из тех, что интересовали его именно в этот момент:
– Ну ладно, пусть так, а где мой секстант?
И тут Оглы поворачивает к нему голову, глядит на Горохова снизу и говорит:
– Я не знаю, что это такое.
И самое удивительное, что Халип Адыль Аяз Оглы не врёт ему. Уполномоченный всегда чувствовал ложь, у него было что-то вроде детектора под кожей, обмануть его мог только умелый лжец, лжец профессиональный, такой же, как и он сам; и на этот раз и в словах, и в мимике собеседника заслуженный сотрудник Трибунала не почувствовал и намёка на обман.
«Кажется, он не врёт».
Глава 49
Дело было в том, что фляга, в которой уполномоченный держал свой драгоценный секстант, всегда висела у него слева, и когда он садился за руль, он ставил её в удобную полость в двери, слева от себя. А Оглы всю дорогу сидел на пассажирских местах, то есть справа от него. И даже когда Горохов спал, он спал прямо за рулём, просто отодвинув водительское сидение, и, чтобы добраться до фляги, Халипу Адылю Аяз Оглы пришлось бы перелезть через него. Нет, это было невозможно, так как теперь, в условиях повышенной опасности, Андрей Николаевич спал очень чутко и моментально реагировал на любое движение.
Последний раз он пользовался прибором ещё в логове у Аяза, после этого он его не видел. Но координаты, полученные тогда, Горохов помнил отлично. И теперь был уверен:
«Я смогу вернуться обратно и без секстанта… И без Оглы».
А ещё он понимал способ искать Блок в пустыне – лиловый луч, который в ночи видно за много километров. То есть эту его поездку, даже вернись он сейчас в точку выхода, уже нельзя было считать полностью проваленной.
А Аяз, кажется, и не думал на него злиться за тот небольшой допрос, он всё с тем же отрешённым видом уселся на своё место и всё так же смотрел вперёд, не произнеся за два часа езды ни одного слова.
И заговорил лишь тогда, когда уполномоченный сказал ему:
– Буду искать тень, – уже наученный вчерашней ездой, он не хотел ждать, пока на солнце у него снова начнёт перегреваться двигатель. – Вечером поедем дальше.
Как раз тут оказались хорошие камни, которые со стороны тени были сплошь устланы чёрным бархатным ковром. Это мотыль, падальщик, прятавшийся от поднимающегося всё выше солнца в тени. Сотни тысяч этих неприятных насекомых были верным индикатором самого прохладного места в округе.
Но Халип Адыль Аяз Оглы удивил уполномоченного, он, даже не взглянув на камни, возразил ему:
– Лучше нам ехать сейчас.
И когда Горохов удивленно взглянул на него, он пояснил:
– Мы уже недалеко. Блок будет через пару часов, там есть хорошая тень. Ты сходишь за веществом, а когда вернёшься, мы немного подождём и, когда жара начнёт спадать, поедем по холоду обратно. Сэкономим время.
«Ну если так…».
Да, наверное, так они смогли бы как следует выиграть во времени, и несмотря на то, что температура уже почти дошла до шестидесяти, Горохов повёл машину дальше.
«Надеюсь, техника выдержит».
***
Оглы ему дважды говорил одну фразу, и вот теперь слова стали обретать форму.
Почти сразу после скал, облепленных мотыльком, он увидал одного худого высокого дарга, тот шёл между барханов и тащил за ноги другого…
