Марина разбинтовала ногу, осмотрела воспаленную язву на лодыжке и жестами показала женщине, что ей нужно чистое полотенце. Та кивнула, взяла оловянную кружку, набрала в рот воды и взбрызнула лежащее перед ней мятое полотенце. Под горячим утюгом вода зашипела. Выгладив полотенце, женщина передала его Марине, которая лишь вздохнула, понимая, что указания ее все равно не поймут.
Михаил дожидался ее у двери. Когда она промыла и перевязала рану, он подозвал другого велорикшу, и они поехали домой.
Для Михаила стало привычным делом сопровождать Марину по выходным, когда она отправлялась куда-то по своим медицинским делам. Однажды в начале июня 1944 года они возвращались домой после двух часов, проведенных в Нантао. Марина хоть и уставала, но любила свое занятие и вся отдавалась работе, проводя все больше и больше времени с пациентами. Сейчас, когда день близился к завершению, она была рада обществу Михаила. В узкой коляске велорикши рядом с ним было удобно. Она прижималась ногой к его сильному мускулистому телу и чувствовала его тепло. Марина не могла не сравнивать эту близость с Мишей с пропастью между нею и Рольфом. Вот только вчера, когда она упомянула в разговоре с мужем, что собирается в Нантао, Рольф посмотрел на нее поверх газеты невидящими глазами, пожал плечами и проронил: «Я бы хотел, чтобы ты больше времени проводила дома, liebchen».
Марину аж передернуло от того, каким надменным тоном это было произнесено. Даже злость — и ту ей было бы приятнее услышать, чем это полное равнодушие к ее работе.
В нескольких кварталах от Нантао Михаил наклонился вперед и похлопал по спине усердно крутящего педали кули.
— Юй-Юань.
Марина посмотрела на него.
— Я еду домой, зачем нам на Юй-Юань?
— Затем, что я хочу сводить тебя в Джессфилд-парк, чтобы ты подышала свежим воздухом. Пусть у тебя голова немного прочистится, — сказал он, не глядя на нее. — Тебе сейчас нужно посмотреть на что-нибудь красивое.
— Почему ты решил, что я не вижу ничего красивого?
Михаил бросил на нее быстрый взгляд.
— Я этого не говорил. Я только сказал, что сейчас тебе нужно побывать в Джессфилд-парке. Мимозы цветут и магнолии еще, наверное, не отошли.
Марина, тронутая подобной чувствительностью Михаила, промолчала. Подумать только, этот упрямец и балагур совершенно точно угадал, что было нужно ей в эту самую минуту. Что ж, почему бы и не провести остаток дня вдали от городской суматохи и напряжения?
В парке воздух был напоен благоуханием огромных магнолий, которые все еще цеплялись за жизнь, хотя их сезон уже закончился. Солнечный свет мерцал сквозь листву тоненьких мимоз, а у маленького пруда сидящие на чистой земле дети запускали игрушечные кораблики в плавание по мягко колышущейся воде. В рощице субтропических деревьев и лиан пряталась беседка в греческом стиле, украшенная мраморными статуями. Михаил отвел Марину на неприметную лужайку, где пышная зелень окружала их со всех сторон стеной, а крыша-небо струила на них бледный хрустальный свет.
Они шли не торопясь.
— Далеко мы от дома, правда? — задумчиво произнес Михаил.
— Не так уж далеко. Можем пешком вернуться, — заметила Марина, несколько удивленная этому замечанию.
— Я имею в виду не твою квартиру. Я о Харбине, — негромко уточнил он.
Марина посмотрела на него с любопытством.
— Скучаешь по нему?
Он пожал плечами.
— Я бы солгал, если бы сказал «нет». Теперь, когда Моррисона задержали, а я работаю среди французов, я чувствую себя оторванным от мира. Да, тут много русских, но мне не хватает харбинского окружения.
— Расскажи об Уэйне. Когда ты видел его в последний раз?
Михаил вздрогнул.
— Он в Пудуне. К тем, кто живет там, родных пускают раз в году, но, поскольку у него семьи здесь нет, я единственный, кому разрешают его навещать. Мы встречаемся с ним в лагере посреди открытой площадки и только в присутствии японских солдат, которые стоят слишком близко, так, чтобы слышать каждое слово. Уэйн потерял много веса, но держится молодцом. Я только заметил, что у него подбородок начал дрожать, когда он говорит.
Марина несколько минут молчала, потом спросила:
— Как думаешь, у нас когда-нибудь снова появится собственная страна?
— Наша страна сейчас борется, чтобы выжить, — ответил Михаил и вдруг прибавил горячо: — К сожалению! Эти большевики в Москве были бы счастливы, если бы мы вернулись — они тогда могли бы сгноить нас в сибирских угольных шахтах. Нет уж, я собираюсь переждать эту войну здесь, в Шанхае, а потом попытаюсь перебраться в Америку. Нам можно надеяться только на эту свободную и щедрую страну. Каждый американец, которого я встречал, пока работал с Уэйном, был дружелюбным и приветливым человеком. Американцы очень похожи на нас.
Они уже подходили к противоположной стороне лужайки, где пальмы длинными густыми листьями образовывали некое подобие темной арки, как вдруг из этой темноты вынырнули два японских солдата и быстрым шагом направились им навстречу. Михаил держал Марину за руку, и она почувствовала, как сжались его пальцы. Солдаты в форме цвета хаки и узких кепках прошли мимо, не посмотрев на них.
Черт, не надо было заходить в такое глухое место, — пробормотал Михаил и ускорил шаг. — Не будем искушать судьбу.
Он повел ее прямо, потом свернул налево, и они оказались на открытом пространстве. Ощущение безмятежности пропало, и красивые магнолии уже не казались им такими волшебными, когда они молча шли по благоухающей тропинке.
Марина поежилась. Даже здесь не было спасения от зловещего напоминания о том, кто сейчас имел власть в городе. В велорикше продолжали молчать. Марина, не в силах сдержать нервную дрожь, прижалась к Мишиному плечу. Это было приятно, и ей захотелось, чтобы поездка продолжалась как можно дольше. Вскоре к Михаилу вернулось хорошее настроение.
— Как жаль, Маринка, что ты замужем. Помнишь, как мы с тобой танцевали каждую неделю в клубе Желсоба? Кстати, сегодня в РОКе играет хороший оркестр, а ты лучшая партнерша в танго из всех, с кем мне приходилось танцевать.
Марина вспыхнула. Михаил прекрасно знал, что она обожает танцевать и что больше всего любит именно танго. Ей очень захотелось пойти в Русский общественный клуб, сокращенно РОК, где они могли бы притворяться, будто снова оказались в харбинском Желсобе.
— А ты идешь? — спросила Марина, втайне надеясь, что он ответит «нет».
— Увы, я не нашел партнерши, которая могла бы сравниться с тобой.
Марина почему-то испугалась и не ответила, хотя сама не понимала почему. В их отношениях с Михаилом происходила едва заметная перемена, и ее сердце затрепетало от волнения.
Быть может, она ждет от жизни слишком многого? В конце концов, она обеспечена, живет в прекрасной квартире, замужем за иностранцем и имеет гражданство. Многие русские женщины ей завидуют. Семья рядом, и теперь, когда в Шанхай приехал и отец, ей стоит благодарить судьбу, а не играть с ней в игры.
