восстановления справедливости.
Илларион, держа на мушке Казака, приказал ему и Лялькину отойти в противоположный от двери угол, а сам аккуратно прикрыл ее.
– Чтобы жену не беспокоить. А вам, Леонид Петрович, я рекомендую пойти со мной на контакт. Если я в вас стрельну, Григорий Валерьевич даже не рыпнется.
Казак взглядом готов был уничтожить Лялькина, но тот смотрел на него так, как будто оправдывался, что сам так же глупо попался и ничего не мог поделать.
– К столу подходить не надо, Леонид Петрович. И не отвлекайтесь на посторонние вещи. Ваше спасение иллюзорно, пока рядом с вами Лялькин. Да и чего вам стыдиться друг друга? Вы же компаньоны? Чем же вы так озабочены? Что-то не видно радости на ваших лицах.
– Зачем эти долгие вступления? – поморщился Казак. – Давай решим все быстро. Твои условия.
– Документы на реставрацию музея-усадьбы «Хамовники» и документы на строительство этого же объекта. Все предельно ясно, – Илларион извлек из внутреннего кармана пиджака наручники. – Кстати, это я для вас брал, друзья. Специально для того, чтобы вы не баловались. Да и вам, Лялькин, будет не так обидно. Чуть что, вдвоем в один день кончитесь. Это же настоящая дружба – сдохнуть в один день, в одно и то же время. Жаль только, братской могилы для вас не найдется.
– Я предлагаю вам деньги, – безапелляционно заявил Казак, решив сторговаться.
– И насколько же вы щедрый? – усмехнулся Забродов, пряча наручники в карман, так как из квартиры он хотел уходить с дружескими улыбками на лицах, словно они устроили небольшой сабантуйчик и жаждали продолжения банкета вне дома, в каком-нибудь презентабельном месте.
– Три лимона баксов наличкой.
– А потом вы сэкономите деньги, Леонид Петрович, наняв киллера, который уберет меня за двадцать тысяч той же наличкой, или нынче расценки другие? Да и куда вам торговаться? Сейчас вы не в мэрии и не с охраной, а простой человек. Я тоже простой человек, но только с оружием.
Забродов поднял брелок чуть ли не на уровень груди и едва не нажал кнопку, так что Лялькина прошиб пот.
– Казак! Он псих! Он нажмет!
– Боюсь, как бы мне не заговориться с вами, а то нажму ненароком.
Казак, по всей видимости окончательно оценив свои перспективы, вынужден был согласиться.
– Вас, Леонид Петрович, я попрошу расстегнуть рубашку на груди. А вы, Григорий Валерьевич, наклейте на его широкую грудь лейкопластырь. Ну что вы приуныли? Дружней, дружней, товарищи. На выход!
– Рад был знакомству, – Илларион, словно английский джентльмен, заулыбался жене Лялькина, уставившейся на них с подозрением. По всей видимости, она подозревала, что после проведения переговоров они решили расслабиться в каком-нибудь малопристойном заведении. Но Забродов поспешил ее успокоить: – Григорий Валерьевич ненадолго, и гарантирую вам, он вернется в целости и сохранности, абсолютно трезвый.
«Буднично как-то вышло, – подумал Забродов и сам же спросил себя: – Или ты хотел море крови и горы трупов? Да и не хорошо ли то, что все подходит к своему логическому завершению? А эта пресловутая взрывчатка не что иное, как мастерски сделанный муляж. Ведь иногда, чтобы люди поверили, достаточно обыкновенного внушения».
* * *
– Как же так, – негодовал Забродов, расхаживая по своей квартире, словно больной, у которого вновь начались приступы невроза. Он уже выкурил три сигареты, и никакое профессиональное самообладание не могло спасти его от полнейшего разочарования. – Это что же получается, товарищ Федоров, я все проделал вхолостую? Баловался просто так? Перетряхнул невесть сколько людей, как вы сами говорите, поставил под удар Катю, и все ради чего? Вы мне скажите, товарищ генерал! Возможно, я совсем ничего не понимаю, но как такое может быть?! Посадили только Лялькина, да и то, смешно сказать, всего на два года, как будто он в магазине бутылку водки украл?! Или это принципы современного общества, которых я совсем не понимаю?
– Да сядь ты, Илларион. Мельтешишь все перед глазами! – сердито воскликнул Федоров, сидевший в квартире Забродова на диване и пребывавший в ненамного лучшем расположении духа. – Как псих какой-то! Что мне, по-твоему, сделать? Судьей стать? Завопить о справедливости?
– К чертям эту справедливость, – угрюмо ответил Забродов, плеснув себе и Федорову коньяку, и в сердцах бросил: – Если бы я знал, какой комедией все это закончится, то, наверное, и не брался бы за это дело! Казак вообще чистехонек из воды вышел. На суде слил все на Лялькина, адвокаты подсуетились, да и хрен поймешь, что там были за эксперты, которые не могут отличить настоящий документ от поддельного.
– Хватит кипятиться! Или ты думаешь, что я тут самый главный человек в стране! Тут все понятно: куплена эта экспертиза, и повторная куплена, и не будет никто Казака убирать с поста, потому что это огромный позор, тень на репутацию страны! Ты знаешь, какой может начаться отток инвестиций? Власть заинтересована в том, чтобы Казак оставался на свободе. Только ты вот все возмущаешься, а совсем не хочешь замечать, что холдинга «Новый век» больше не существует. Да и, в конце концов, Забродов, разве ты не сделал самое важное? Никто не будет трогать твои «Хамовники».
– А Казак вроде как и ни при чем? – не унимался Забродов. – Вот следствие! Таким следователям надо в яслях сидеть, а не заниматься серьезными делами. Все то, за что их надо было упечь, не доказано и не раскрыто! А Казак еще и героем вышел, разоблачив махинатора Лялькина! Документы, видите ли, по его мнению, поддельные. И не ставил там он своих подписей.
Илларион сердито подумал, что раньше никогда не испытывал такой досады, когда удачно проведенная операция по решению суда стала безрезультативной. Казак разгуливает на свободе, остается мэром и наверняка точит когти на Забродова.
– Так что прикажете мне делать? Пластическую операцию?
– Вечно ты за крайности хватаешься. Еще скажи, что хочешь на Чебурашку быть похожим. Я тебе сюрприз сделать хотел, да вижу, ты еще, чего доброго, не поймешь меня.
– Какой такой сюрприз? – спросил Забродов, оборачиваясь к Федорову. – Вы, товарищ генерал, даете мне разрешение расстрелять Казака? Я с радостью! Только скажите. Ни о чем, что сделано раньше, не жалею, а вот об этом жалею. Знал бы, что так получится, застрелил бы и его и Лялькина.
