которых мы одной левой побеждали, зато была тяжёлая дорога, в которой крепла взаимовыручка, рождалась настоящая боевая любовь, проверенная испытаниями. Я смотрю наши фотографии, и во мне рождается печаль, смотрю «Домой из пустыни» и не чувствую ничего, кроме пустоты от давно ушедших дней. Ностальгия – приятное чувство, но не для энерговеда, вроде меня, ибо энергия, оказывается, отлично хранит воспоминания.
Слава постучал по столу пальцами, о чём-то раздумывая, а затем продолжил:
– Вы сказали, что на войне для вас жизни не было, Сергей Казимирович. Я читал воспоминания нескольких ветеранов Третьей мировой, там говорилось о некоторой неопределённости, ибо политическая ситуация тогда заставляла выкручиваться военно-политическое руководство как только можно, ибо враг имел огромное влияние на всей планете. Тем более, прошло много времени между мировыми войнами, многие выросли в неге и тепле, не зная о войне ничего. В такой ситуации, наверное, и правда тяжело сражаться. Однако в моё время такого уже не было, для каждого из нас война стала обыденностью, простым трудом, подобно труду следящего за роботами у станка рабочего или конструктора боевых кораблей. Война для меня – не развлечение, но и не страшный кошмар, от которого каменеет душа, это лишь тяжелая и благодарная работа для сильных духом. Я как был ефрейтором, так и остался им, хотя всегда хотел стать командиром. Не повоевал я, считайте, на своём веку. И меня это до сих пор злит, ибо, попав под влияние Владимира, я оказался оторван от России. Она воюет и побеждает без меня. Нет в Красной Крепости армейского уклада, нет радующего глаз поднимающегося каждое утро родного стяга, не ласкает слух гимн, нет того патриотического напряжения в душе каждого здесь присутствующего. Каждый здесь – лишь работник театра имени Пенутрия, участвующий в бесконечной постановке с простым в целом, но запутанным в частностях сюжетом. Мало кому тут есть дело до России, стране, что подарила мне счастливую жизнь, ибо нет здесь родившихся в ней, выросших в её величественных городах, учивших русский язык, познававших обширную культуру, сражавшихся за её жизнь на многочисленных ратных полях. Лишь одна мне напоминает тут о Родине – моя Зина.
Слава обнял сидящую рядом Зинаиду и грустно улыбнулся, глядя ей прямо в глаза.
– Лишь она одна вкусила настоящей русской жизни – жизни, полной трудностей, но всегда вознаграждающей тебя за труд. Лишь она одна знает всё, что знаю я, чувствует то же, что и я, – Слава осторожно коснулся щеки Зинаиды. – Глупец я, что позволил себе слишком привыкнуть к этому благу. Прости меня, Зина, за всё, что я наговорил тебе.
– Я прощаю тебя, – мягко ответила Зинаида и поцеловала мужа. – Не беспокойся, я никогда не обижалась на тебя, я всё понимаю. Быть может, когда-то наступят времена, когда твои тревоги уйдут.
«Сентиментально очень это всё, - сказал Сергей Казимирович мысленно, – но очень приятно видеть, как супруги мирятся, доказывая друг другу свою любовь».
«Странно, что Слава не упомянул Владириса, – сказал я. – Неужели ему, брату Славы, всё равно на Россию?»
«Владирис – конструкт, сначала он был совсем как его брат, но затем в нём больше становилось мыслей от Владимира, чем от Владислава Трофимовича, – сказал Сергей Казимирович. – Теперь от брата у него осталась лишь фамилия да привычка курить. Жаль».
Сергей Казимирович деликатно упёр взгляд в стол, а Света-драконица смотрела на супругов Карповых с доброй улыбкой на устах.
– Здорово, что всё так хорошо закончилось, – шёпотом сказала мне Света-драконица. – Бедный Слава, тяжело ему здесь, если верить его словам. А тебе будет тяжело, когда ты попадёшь сюда после смерти?
– Посмотрим, – ответил я. – Попаду я, во-первых, к Евгению, у него явно получше обстоит дело по отношению к России. А во-вторых, со мной ведь будешь ты. Кроме того, я не страдаю от недостатка войны в крови, так что мне уж точно будет легче.
Света-драконица погладила меня по щеке, но целовать не стала. Наверняка постеснялась.
***
«…Рано или поздно всё хорошее заканчивается, и его заменяет либо нечто лучшее, либо нечто худшее…»
Наши дни пребывания в Красной Крепости закончились прощальным ужином в доме супругов Карповых. Нам посоветовали хорошенько выспаться и пожелали удачи в логове врага. Не оставалось ничего, кроме как поблагодарить их за доброе отношение и попрощаться.
Лететь рано утром нужды не было, нам дали время подготовиться: я настроил себя на дорогу, Света-драконица приняла драконье обличие, чтобы «защищать меня на чужой планете, если понадобится, ибо от дракона больше физического проку, чем от человека», а Сергей Казимирович решил впредь находиться внутри моего разума, а не отдельно.
«Нагулялся я, – сказал тогда Сергей Казимирович, уже находясь в моей голове. – Теперь нужно сосредоточиться на твоей подготовке и защите, Виталий».
Примечательно, что посадили нас не в небольшой (относительно размера обычных боевых кораблей высших существ) челнок, а в целый боевой крейсер, на борту которого значилось написанное кириллицей непонятное название – «Куртагацер».
«Что это значит, Сергей Казимирович?» – спросил я.
«На языке русанаров это значит «Взращённый для битвы», – ответил Сергей Казимирович. – Русанарский язык удивительно компактен относительно русского, но на нём слишком тяжело говорить. А ещё на нём нельзя писать стихи, потому что в нём нет красоты и ритма».
«А чего ж тогда Владимир не переименовал корабль? – продолжил интересоваться я. – Дань традиции?»
«Вроде как, – ответил Сергей Казимирович. – Таких кораблей у него осталось три, остальные названы по-русски».
Словно в подтверждение слов Сергея Казимировича, я с помощью ЭВМ на борту крейсера увидел соседствующие рядом с «Куртагацером» «Шунтагротор» («Пылающий яростью») и «Лагдукрат Русанардин» («Любимый сын русанаров»). Сопровождать нас призваны были два эсторносца «Пламенный» и «Разящий» (напоминаю, эсторносец – это эскадренный торпедоносец, если вдруг кому-то изменила память).
«А как мы долетим до мира Анугиразуса?» – спросил я, когда корабль тронулся с места.
«Через диахронос, – ответил Сергей Казимирович. – Он в некоторой степени связывает первый и третий миры-измерения. А вот четвёртый и пятый – нет, они сами по себе».
Боевой крейсер «Куртагацер» отличался от других кораблей того же типа тем, что внутри него было пространство для манёвра даже таких крупных существ, как Света-драконица. Сделано это было, как заверял меня Сергей Казимирович, для того, чтобы им могли управлять роботы, это едва ли не самый
