мёртвые люди, ни разрушенная республика вокруг нас. Победа была соизмерима жертвам. По-другому не бывает — это и был тот самый баланс.
Я посмотрел на небо.
Боги, что когда-то пришли вместе с Артазаром и бились с людьми, начали исчезать прямо на глазах у всего города. Один за другим, они растворялись в воздухе, десятками, сотнями, разного класса и силы.
— Тхаги забирает их в свою тюрьму, — прошептала рядом Афена. — И вряд ли она теперь позволит открывать Альманах через людей.
Я думал, что последним исчезнет Бог Жизни (Годфред всё ещё держал его за шею), но Тхаги оставила его здесь. Видимо, для равновесия сил. Все три Космических бога теперь были на свободе, и, если честно, мне не нравилась мысль, что Бог Жизни продолжить творить дерьмо, которое творил до этого.
«Я возьму его на поруки, чувак, — пообещал мне Годфред. — Поверь, ему будет не до пакостей».
Мы продолжали смотреть, как небо очищается, слышали, как люди кричат от радости. Теперь это была их планета. Почти. Некоторые боги остались здесь, вместе с людьми, как и сама Тхаги.
Как и Годфред.
Всё такой же огромный, он склонился к земле и посмотрел на меня.
— Вторая Эпоха Одинай на подходе. Сделай всё так, чтобы мне не было стыдно. — Он улыбнулся и добавил: — Чувак.
После этого он исчез вместе с Богом Жизни и его посохом, но я ещё несколько секунд смотрел на опустевшее небо с ощущением, будто часть меня ушла, растворилась в воздухе прямо на моих глазах.
«Прощай, Годфред, Бог Вечной Ярости», — мысленно ответил я.
Афена опять меня обняла, но ненадолго. Потом мы услышали обречённый выкрик Бога Ночи:
— Моя Луна!
Я и Афена бросились к Нари.
Она всё ещё лежала на полу, среди пыли и крови, а над ней склонялись уже двое — Нокто и Кэйнич. Кириос был слаб, но уже смог подняться. А вот Бог Ночи, казалось, совсем обессилел. Он стиснул в руке свой амулет, и он уже не мерцал. Одного взгляда хватило, чтобы всё понять: живительные реки от посоха Бога Жизни так и не дотянулись до Нари.
Белый ручей помог только Кэйничу, потому что он был ещё жив, а Нари уже невозможно было вернуть. Она умерла ещё до того, и лишь Тхаги замедлила её смерть, но такое не могло длиться долго.
Закон Равновесия… и в этот момент я ненавидел его всей душой.
Афена разрыдалась, прижавшись ко мне. Мы опустились рядом с мёртвой девушкой, и никто из нас не трогал ни её душу, ни её тело. Наследница Катьяру лежала, закрыв глаза, будто спала.
— Моя Луна! Луна! — завывал Бог Ночи.
И тут вдруг в моей голове прозвучал уже знакомый голос Годфреда:
«Всего один раз. Я сделаю это всего один раз. Заставлю Бога Жизни совершить то, что ему подвластно, и нарушу собственный закон ради нашей дружбы. Но больше меня о таком не проси. Никогда. Ни ради кого. Тот, кто умер — уже умер. Ты должен это принять, иначе начнётся хаос».
Как только его голос затих, Нари вдруг шумно вдохнула. Это казалось чудом. Это и было чудом!
Афена замерла, перестав плакать, и ошеломлённо уставилась на ожившую дикарку, Кэйнич отпрянул назад, побледнев до мучного цвета, ну а Бог Ночи медленно поднялся на ноги. Он посмотрел на небо в проломленной крыше и прошептал:
— Ты великодушен, наш великий король. Бог Ночи, твой слуга, никогда этого не забудет.
Затем Нокто поднял с пола амулет и вложил его в слабую руку Нари, ещё не открывшей глаза. Бог Ночи оставил реликвию ей, после чего перевёл взгляд на меня и попросил:
— Отпусти меня, коллекционер. Я больше не враг тебе и никогда не буду.
Я не собирался его держать. Бог Ночи лишился Опоры в бою, но снова обрёл свою Луну, и дело было вовсе не в амулете.
Когда душа Нокто оставила тело морфи, вокруг наступила кромешная темнота. День сменился ночью, она скрыла развалины и всё вокруг, нас окатило ветром от крыльев гигантского филина. Из глубины потемневшего неба раздалось:
— Ух-хш-ш-ш-ш-ш… моя Луна… ух-х-ш-ш-ш-ш-ш…
В чёрном небе замерцал далёкий жёлтый свет, очертаниями похожий на полную луну, а когда темнота рассеялась, и снова наступил день, то Нари Катьяру уже открыла глаза и села на полу. В её руке ровным светом горел амулет. Вряд ли он обладал той же силой, какая в нём была, но остался таким же ценным для Нари и её народа. Это был дар Бога Ночи, со светом его Луны.
— Нари! — Афена кинулась её обнимать, снова разрыдавшись. — Ты жива! По-настоящему жива!
— Теперь всё будет иначе, новая эпоха. — Ко мне, прихрамывая, подошёл Кэйнич. — Столько земель ещё предстоит открыть, у нас даже есть карта неизведанных частей света. Надеюсь, что и моя чёрствая душонка для чего-то сгодится.
Он хотел хлопнуть меня по плечу, но я не сдержался и обнял его. Это случилось впервые, и кириос с готовностью мне ответил.
* * *
До Гипериоса мы добирались по воздуху.
Три главных правила республики теперь не действовали.
«Всегда перемещайся только по земле. Всегда помни точное расписание поездов Транспортного Кольца. Всегда следи за часометром».
Отныне передвигаться можно было и по воздуху (пока только на драконах под управлением дисгениев, но это стало началом воздушных перевозок).
Помнить расписание поездов тоже было не обязательно: Транспортное Кольцо после атаки богов предстояло ещё восстановить, да и поезда теперь не были единственной защитой вне городов. Договор между богами и людьми стал той самой защитой. Гнёзда богов и дома людей стали равноправны. Правда, людям ещё предстояло привыкнуть к тому, что можно не бояться.
Ну а что насчёт щелчков до Полудня Гнева…
Я был одним из первых, кто выкинул часометр. Швырнул его в воду прямо с высоты, когда дракон Зефир нёс нас домой и пролетал над проливом между Землями Заката и Землями Покоя.
Гипериос встретил нас такой же разрухой, какая была в столице и по всем остальных городам. Я не знал, как меня и Афену примут в городе: никто ведь ещё не забыл, что с нами случилось и как мы покинули Гипериос. Да и Кэйнич считался предателем.
Но когда Зефир опустился на площади перед Домом Управления, люди побежали нам навстречу. Они уже знали о моей схватке с Артазаром и обо всём остальном.
Возможно, они ожидали увидеть монстра,
