— Нойманн, — сказал он, — Риттер Нойманн.
— Спасибо, — просто сказала она, — простите меня за то, что я говорила. — Она обернулась к Штайнеру: — И еще я хочу поблагодарить вас и ваших людей за Грэма.
— Он храбрый мальчик, — сказал Штайнер. — Он даже не раздумывал. Сразу прыгнул. Это требует храбрости, а храбрость — вещь, которая никогда не выходит из моды.
Мальчик смотрел на него во все глаза.
— Вы немец? Почему? — требовательно спросил он. — Почему вы не на нашей стороне?
Штайнер громко рассмеялся.
— Ладно, уведите его отсюда, — сказал он Бетти Уайльд. — А то я полностью размякну.
Миссис Уайльд взяла мальчика за руку и поспешила прочь. За забором женщины толпой спускались с холма. В этот момент на дороге из Хокс Вуда появился «Белый скаут» и остановился, наделив зенитное оружие и пулемет на паперть.
Штайнер сухо кивнул:
— Итак, майор, последний акт. Пусть начнется сражение. — Он отдал честь и взошел на паперть, где стоял Девлин, который на протяжении всего разговора не сказал ни слова.
— По-моему, я никогда не слышал, чтобы вы так долго молчали, — заметил Штайнер.
* * *
Со своего наблюдательного пункта Молли видела, как Девлин вошел в церковь вместе со Штайнером, и сердце ее упало, словно камень. «Господи, — думала она, — я должна что-то сделать».
В этот момент дюжина рейнджеров во главе с чернокожим сержантом бросилась по дороге из леса, который находился довольно далеко от церкви, и поэтому их не было видно. Они побежали вдоль забора и проникли в сад священника через калитку.
Но в дом не вошли. Они перебрались через забор на кладбище, приближаясь к церкви со стороны колокольни, а затем двинулись к паперти.
Охваченная пробудившейся решимостью, Молли вскочила в седло и направила лошадь по вереску к лесу позади дома священника.
* * *
В церкви было очень холодно, ее заполняло множество теней, колебались язычки горящих свечей, да лампа в ризнице излучала рубиновый свет. Их оставалось только восемь, считая Девлина: Штайнер и Риттер, Вернер Бригель, Альтманн, Янсен, Беккер и Престон. Никто из них не знал, что в церкви находился также Артур Сеймур, о котором забыли во время поспешного вывода жителей и который тихо лежал связанный рядом с трупом Штурма в темноте часовни Богородицы. Ему удалось сесть, опираясь о стену, и теперь он старался развязать руки, уставившись своими странными сумасшедшими глазами на Престона.
Штайнер подергал двери на колокольню и в ризницу — заперты, заглянул за занавеску у подножия колокольни, откуда тянулись веревки к колоколам на высоте тридцати футов. Колокола не звонили с 1939 г.
Он повернул и пошел к своим.
— Все, что я могу вам предложить, — это еще одно сражение, — сказал он.
Престон возразил:
— Да это просто смешно. Как мы можем сражаться? У них солдаты, оружие. Нам не удержаться здесь и десяти минут.
— Все очень просто, — сказал Штайнер. — У нас нет выбора. Как вы слышали, по условиям Женевской конвенции мы поставили себя под удар тем, что надели британскую форму.
— Мы сражались как немецкие солдаты, — настаивал Престон — В немецкой форме. Вы же сами это сказали.
— Спорный вопрос, — продолжил Штайнер. — Я бы свою жизнь на него не поставил, даже с хорошим адвокатом. Лучше пуля здесь и сейчас, чем расстрел потом.
— Не пойму, что вы-то так волнуетесь, Престон, — сказал Риттер. — Вам-то, без сомнения, грозит лондонский Тауэр. Боюсь, что англичане никогда сильно не уважали предателей. Вас повесят так высоко, что вороны не достанут.
Престон опустился на скамейку, закрыв лицо руками.
Ожил орган, и Ганс Альтманн, сидя высоко над местами хора, крикнул:
— Прелюдия Иоганна Себастьяна Баха, особенно подходящая к нашему положению, называется «Умирающим».
Голос его разносился под сводами:
— О, как обманчивы, о, как быстротечны уходящие наши дни…
Одно из окон под куполом разлетелось. Автоматная очередь выбила Альтманна из кресла органиста на скамьи хора. Вернер повернулся и, согнувшись, открыл огонь из «стена». Рейнджер повалился вниз головой из окна и упал между скамейками. В этот момент вылетело еще несколько окон под натиском мощного огня, полившегося в церковь. Вернеру пуля попала в голову, когда он бежал по южному проходу, и он упал лицом вниз, не издав ни звука. Кто-то неистово строчил из пулемета.
Штайнер подполз к Вернеру, перевернул его и двинулся дальше, пробираясь по ступенькам, чтобы проверить, что с Альтманном. Он вернулся по южному проходу, держась за скамейками, под непрекращающимся огнем.
Девлин подполз к нему:
— Как дела?
— Альтманн и Бригель убиты.
— Кровавая баня, — сказал ирландец. — У нас нет ни одного шанса. Риттер ранен в ноги, а Янсен убит.
Штайнер пополз вместе с ним в глубь церкви, где Риттер, лежа на спине между скамейками, перевязывал ногу индивидуальным пакетом. Престон и Беккер скрючились около него.
— Ты в порядке, Риттер? — спросил Штайнер.
— Им не хватит нашивок за ранение, господин полковник, — Риттер улыбался, но видно было, что боль очень сильная.
Американцы все еще стреляли сверху, и Штайнер кивнул в сторону двери в ризницу, которая была еле видна в тени, и сказал Беккеру:
— Посмотри, нельзя ли пулями открыть эту дверь. Мы здесь долго не продержимся, это точно.
Беккер проскользнул в тени за амвоном, не поднимаясь. Когда он выстрелил из «стена» с глушителем, раздался такой звук, будто щелкнула металлическая задвижка.
Огонь прекратился, и Гарви крикнул сверху:
— Не хватит ли, полковник? Это все равно что стрелять по рыбе в бочке, и мне это не нравится, но мы вас всех перебьем, если надо будет.
Вдруг Престон, не выдержав, вскочил на ноги и выбежал на свободное место у амвона:
— Да, я иду! С меня хватит!
— Ублюдок! — воскликнул Беккер, выскочил из тени у двери ризницы и ткнул Престона в голову дулом ружья. Заговорил пулемет, очередь была короткой, она прошила Беккера сзади, и он упал на занавеску у подножия колокольни. Умирая, он ухватился за веревки, и колокол звучно зазвенел впервые за много лет.
Опять наступила тишина, и Гарви крикнул:
— Даю вам пять минут, полковник.
— Нам надо спрятаться, — тихо сказал Штайнер Девлину. — Внутри ризницы нам будет лучше, чем здесь.
— Надолго ли? — спросил Девлин.
Раздался тихий скрип, и Девлин, напрягая глаза, увидел, что кто-то стоит у входа в ризницу, там, где угрожающе болталась выломанная дверь. Знакомый голос позвал:
