раб держится рядом и не вмешивается.
Под столешницей возник еще один пузырь.
— Господин, — робко произнес Акти. — Если господин позволит, я устроюсь в ногах. Так… мне будет спокойней.
— Пусть устраивается, где ему удобно. Главное, чтобы не лез. И не пугался. Скажи ему, что возможно, раздасться голос. Или иные звуки. Свет может меняться. Это обычные процессы. Не стоит пугаться. И точно не стоит убегать, если что. Ищи его потом.
Верховный повторил слова, стараясь говорить спокойно и уверенно. Рабы, как и животные, весьма чувствительны к интонациям. И теперь Акти, выслушав, кивнул. Сказал:
— Я буду рядом, господин. Я сделаю все, что нужно.
Верховный кивнул. И закрыл-таки глаза, надеясь, что боли не будет. Боли он всегда боялся.
— Подумай о людях. Они ждут и надеются…
И это место может дать спасение. Поверхность под ладонями слегка нагрелась. И это тепло, нежное, ласковое, коснулось кожи. Обняло кожу. Показалось, что руки провалились туда, внутрь, но Верховный заставил себя сидеть ровно.
Люди.
В храме их сотня или две. Много это? Мало? Ничтожно мало… сколько может вместить убежище Древних?
— Оно было рассчитано на десять тысяч человек, — голос Маски донесся издалека. — Сотни понадобятся лишь для обслуживания…
Десять тысяч?
Это…
Много.
И все-таки мало, поскольку в Благословенном городе обретает больше. Да и вокруг… город погиб, но остались иные. И деревни… деревеньки… надо будет разослать патрули, организовать людей… или мертвецов?
Жар нарастал.
Невидимое пламя коснулось пальцев и поползло внутрь, под кожу. Верховный заставил себя дышать. И думать…
Мертвецов в округе много. Скольких способен контролировать Повелитель? Мертвецы… спасут живых. Не в этом ли высший смысл? Они ведь чуют живых, как сказал маг, и значит, смогут отыскать их… привести сюда…
Хотя любой живой человек, узрев пред собой мертвеца, испугается.
Значит, с мертвыми надо отправлять живых.
Чтобы искали других живых. Приводили к убежищу… а здесь? Воздух, вода… воздух и вода — уже хорошо.
Жар поднимался выше, до локтей. Он и в груди отдавался резкой дергающей болью. Но терпимо… сердце вот сдает. Оно чужое, заемное… ничего, главное, что Верховный сумел добраться… найти…
Дитя спасется.
Ксочитл не позволит обидеть его. И Ицтли… они соберут живых, сколько сумеют. Еда…
— … бассейны начали наполняться водой, выход на полную мощность займет около месяца, но, думаю, что уже через неделю можно начать синтез питательных брикетов, пусть и в небольшом количестве. Но массовый выход пока и не нужен…
Значит, еда будет.
Не такая, к которой люди привыкли, но будет.
И как бы ни повернулось дальше, эти, доверившиеся Верховному, получат шанс на жизнь. А там… все рано или поздно заканчивается. И огненный дождь пойдет своим путем, оставив истерзанному миру шанс зализать раны и жить дальше.
Соврал Маска.
Больно.
Боль пришла не с огнем, изнутри. Словно в голове вдруг треснуло что-то. Верховный даже услышал этот тихий треск, и успел подумать, что дверь так и не открылась, а значит, люди там, в храме, обречены.
А потом стало больно.
И боль потянула его прочь.
И…
— Проклятье! — голос Маски был полон… ужаса? — Не смей умирать! Не сейчас…
Верховный не хотел.
Ему нельзя.
Люди ведь не знают. Акти… он не выберется. И если так, то… погибнет? Здесь, во тьме? В чужой пещере? Он того не заслужил. Он хороший… раб? Нет, скорее человек.
Просто человек.
И надо заставить себя сделать вдох. И Верховный делает, прорываясь сквозь боль. Он чувствует, как раздвигаются ребра, раздирают немощную его плоть. Как тяжелым комом в груди ворочается сердце. такое большое. Такое неудобное. Ему тесно.
— Мальчишка… не стой столбом… бери его! Тащи… полосу видишь?
Какую? Верховный хотел открыть глаза, но это было слишком тяжело. Однако он ощутил, как чьи-то руки подняли его.
Подхватили.
Акти все-таки силен.
Хороший мальчик… странно так… почему Верховный чувствует вину перед ним? Всего-навсего раб… были и другие, много других… а детей вот не было. Боги не дали… жен брать запрещено, но про женщин ничего не сказано. И многие из жрецов берут себе женщин.
И детей имеют.
А Верховному… не дано… никогда не беспокоило… а тут вдруг…
— Вот, клади его сюда! Не бойся, клади… иначе он умрет.
Верховного положили.
Куда?
Мягко.
Как на облаке. И облако же окутывает, опутывает…
— Что с ним, господин? — в голосе Акти звучит искреннее беспокойство. И от этого почему-то тепло… когда Верховному стало интересно, что о нем думает раб?
Это ведь не имеет смысла.
Никакого…
— Он все-таки был стар. И в последнее время подвергался серьезным нагрузкам. Контакт со мной — испытание. Чудо, что он вовсе дотянул… я старался помочь телу, но, к сожалению, я не всемогущ.
И Маска… печален?
Разве?
— Передача данных усилила нагрузку на организм. И какой-то из сосудов не выдержал.
— Мозговой удар.
— Толковый мальчик.
— Он… умрет?
— Тебе жаль?
Интересно, если Акти способен слышать Маску и говорить с ней, то Маска… спала с лица? Или нашла иного носителя? Или вошла внутрь этого сооружения?
— Он был добр ко мне.
— Он был твоим хозяином. И случись нужда, он бы убил тебя недрогнувшей рукой.
— Случись нужда, он бы убил любого недрогнувшей рукой… даже её, — теперь в голосе Акти слышалось благоговение. — Но при том он никогда не был ко мне жесток. И заботился. И я не хочу, чтобы он умер.
— Что ж, тогда будем надеяться, что вытянут. Капсулы старые, но сколь вижу, вполне рабочие. Да и поймали мы вовремя. Массовое отмирание клеток мозга не началось.
— Спасибо…
— Не за что. Мне он нужен.
— Для чего?
— Он — социально значимая фигура. Скажем так, на людей проще влиять через людей же. А он способен влиять на многих.
— Чего ты хочешь? От людей?
— Сберечь их, — Маска ответил не сразу. — Эти… нынешние люди… совсем не те, с которыми когда-то я начинал путь. И все же в массе своей прежние. Это меня в вас удивляет. Вы умудряетесь меняться, но в то же время сами остаетесь неизменны в страстях своих.
— Простите, господин, я не понимаю. Я лишь раб, а это все слишком сложно.
— Ничего, мальчик, со временем разберешься. Пока мне надо, чтобы ты кое-что сделал… конечно, я успел перебраться на цифровые носители, но в биологическом имелись свои преимущества. Сейчас мы с тобой
