— Потерян не весь товар, — ответил Ли Тонг. — Вице-президент Марголин в безопасности в нашей лаборатории. И у нас есть неожиданная премия — конгрессмен Смит.
— Ты похитил ее? — удивленно спросила бабушка.
— Она была на борту круизного лайнера. После того как корабль затонул, я самолетом переправил Смит с „Чалметты“ в нашу лабораторию.
— Она может оказаться полезной, — согласилась Мин Корио.
— Не расстраивайся, онуми, — сказал Ли Тонг. — Мы по-прежнему в игре. Антонов и его напарник по постели из КГБ Полевой сильно недооценили патологическую привязанность американцев к правам личности. Приказ президенту закрыть конгресс, чтобы самим стать сильнее, — глупейшая ошибка. Через неделю президента сместят и выбросят из Вашингтона.
— Не так быстро, если его поддерживает Пентагон.
Ли Тонг вставил сигарету в длинный серебряный мундштук.
— Комитет начальников штабов в нерешительности. Армия не может вечно мешать конгрессу собраться. И едва конгрессмены проголосуют за импичмент, генералы и адмиралы тут же перейдут на сторону конгресса и нового главы государства.
— Которым станет Алан Моран, — сказала Мин Корио с таким выражением, словно съела что-то горькое.
— Если мы не отпустим Винсента Марголина.
— И перережем себе горло. Лучше ему исчезнуть навсегда. Пусть его труп найдут в Потомаке.
— Послушай, онуми, — сказал Ли Тонг; его темные глаза блеснули. — У нас две возможности. Первая. Лаборатория в полном порядке. Данные Лугового по-прежнему в ее компьютерах. Мы можем воспользоваться его техникой воздействия на мозг. Можем нанять других ученых и запрограммировать Марголина. И тогда не русские будут контролировать Белый дом, а „Морские перевозки Бугенвиль“.
— Но если Моран принесет президентскую присягу раньше, чем закончится работа, Марголин будет для нас бесполезен.
— Вторая возможность, — сказал Ли Тонг, — договориться с Мораном об устранении Марголина и заставить его заплатить за Белый дом.
— А он пойдет на это?
— Моран хитер и проницателен. Его политическое влияние основано на тайных противозаконных финансовых операциях. Поверь мне, онуми, Моран заплатит любую цену за право стать президентом.
Мин Корио с большим уважением посмотрела на внука. Он обладал почти мистическим даром ухватывать самую суть. Она едва заметно улыбнулась.
Ничто так не горячило ее кровь торговки, как возможность превратить поражение в победу.
— Договаривайся, — сказала она.
— Очень рад, что ты согласна.
— Обязательно перемести лабораторию в безопасное место, — сказала Мин Корио; ее мозг лихорадочно заработал. — По крайней мере, пока мы не узнаем, каково наше положение. Следователи скоро сопоставят все обрывочные данные и сосредоточат свои поиски на восточном побережье.
— Я тоже так думаю, — сказал Ли Тонг. — И уже под свою ответственность приказал одному из наших буксиров вывести лабораторию из вод Южной Каролины и переправить к нашему закрытому причалу.
Мин Корио кивнула.
— Отличный выбор.
— И очень практичный, — согласился внук.
— Как поступим с женщиной из конгресса? — спросила Мин Корио.
— Если она обратится к прессе, то может возникнуть много неприятных вопросов о присутствии Морана на борту „Леонида Андреева“. Он должен будет заплатить и за ее молчание.
— Да, своей ложью он сам себя загнал в ловушку.
— Или можно поставить с ней опыт по влиянию на мозг и вернуть в Вашингтон. Еще один слуга в конгрессе может оказаться полезен.
— Но если Моран откажется заключать сделку?
— Тогда мы затопим лабораторию вместе с Марголином и Лорен Смит на глубине в сто морских саженей.
* * *
Без ведома Ли Тонга и Мин Корио их разговор передавался на крышу соседнего жилого дома, где ретранслятор передавал радиосигнал записывающему устройству в пыльном пустом кабинете в нескольких кварталах от Хадсон-стрит.
Здание, построенное в конце прошлого столетия, вот-вот должны были снести, и, хотя большинство контор пустовало, обитатели некоторых офисов еще не переехали.
В распоряжении Сала Касио был весь десятый этаж. Он выбрал именно его, потому что служители никогда не выходили из лифта, а из окна открывался прямой вид на окно, за которым помещался ретранслятор. Койка, спальный мешок и небольшая плитка — этим исчерпывалось все ему необходимое, и, если не считать трансивера, единственным дополнительным предметом обстановки было старое выцветшее и рваное кресло, которое Касио нашел у помойки в переулке.
Он открыл дверь своим ключом и вошел. Руки у него были заняты бумажным пакетом с сэндвичами и тремя бутылками пива „Герман Джозеф“. В конторе было жарко и душно, поэтому Касио открыл окно и посмотрел на огни Нью-Джерси за рекой.
Касио вел наблюдение как автомат; он радовался одиночеству, которое позволяло его мыслям свободно блуждать. Он вспоминал счастливые времена своего брака, годы, когда росла дочь, и чувствовал, как размякает. Многолетние поиски виновников подходили к концу. Остается только, думал он, написать эпилог к истории Бугенвилей.
Он откусил от сэндвича и заметил, что, пока ходил в кулинарию, лента передвинулась. Утро близко, тогда можно будет перемотать и прослушать, решил он. К тому же, если во время прослушивания уловленный микрофоном голос снова активирует функцию записи, предыдущее записанное окажется стерто.
Касио не мог знать, насколько важна эта запись. Решение подождать было обычным, но отсрочка обошлась дорого.
— Могу я поговорить с вами, генерал?
Меткалф, собираясь уходить, закрывал свой „дипломат“. Он узнал стоявшего в дверях Алана Мерсье и прищурился в предчувствии.
— Конечно, заходите и садитесь.
Советник президента по национальной безопасности прошел к столу, но остался стоять.
— У меня есть новости, и они вам не понравятся.
Меткалф вздохнул.
— Дурные новости сегодня в порядке вещей. Что теперь?
Мерсье протянул ему папку без названия — в ней было несколько страниц машинописи — и заговорил тихо и быстро:
— Прямые приказы президента. До Рождества все американские части выводятся из Европы. Он дает двадцать дней на составление плана полного выхода из НАТО.
Меткалф упал в кресло, словно его ударили молотом.
— Это невозможно, — пробормотал он. — Не могу поверить, что президент отдал такой приказ!
— Когда он бросил эту бомбу в меня, я изумился не меньше вашего, — сказал Мерсье. — Мы с Оутсом пытались его урезонить, но без толку. Он требует, чтобы все было убрано — „Першинги“ и крылатые ракеты, все оборудование, все склады боеприпасов, вся организация.
