Но признаков убийства всё не появлялось, и душа Ренуарда не спешила отлетать в сады Девейны. Грэхам же и вовсе выглядел абсолютно спокойным и уверенным в своих действиях.
— Тихо, тихо, — бордовая перчатка погладила золотые кудри. — Не хнычь, ты ж суровый мужик. Папе не расскажешь, да?
— Да… — выдавил кривляющийся Батор. — Вы… Я вас…
— Прошу прощения за грубое пояснение, Ваше Сиятельство, — экзарх отпустил парня, и тот пошатнулся. — Совсем нет времени на демонстрацию авторитета или близости с госпожой Ностра. У неё, кстати, тоже. Но в силу деликатности и воспитания она не смогла дать вам в печень.
— Вызываю вас… — начал багровый от недостатка воздуха и возмущения Батор.
— Перестаньте, — перебил Грэхам. — Вы же сами недавно сказали, что дуэль со мной равна самоубийству. А я хоть и желаю вам смерти, как мужчина, но как политик в ней не заинтересован — Квертинду только междуособиц сейчас не хватает. Считайте это столичным уроком, который останется между нами, — он крепко взял меня за локоть и поволок прочь. — Идёмте, госпожа Ностра.
— Простите, Ренуард, — с трудом обернулась я на оскорблённого наследника Батора.
Не знаю, уместны ли были мои извинения… Возможно, ему бы больше пригодилась помощь целителей. К счастью, Его Сиятельство не стал настаивать на дуэли или продолжать спор. Сердце подсказывало мне, что нужно быть на стороне Грэхама, но разум… Разум вопрошал: «Что это было?»
Я покороно перебирала ногами, едва поспевая за быстрым шагом экзарха. И только когда мы уже оказались достаточно далеко, в гулких коридорах Претория, позволила себе высказаться.
— Ты хоть понимаешь, что унизил сына Консула? — чуть резче, чем хотелось бы, спросила я. — Что будет, если он расскажет отцу о произошедшем?
— Не расскажет, — заверил меня Грэхам.
Мы остановились у входа в кабинет Великого Консула, где я уже давно должна была окунуться в видение. Вместо него реальность явила мне не менее странную и пугающую картину.
Глаза кровавого мага — дымчатый кварц в самом тёмном воплощении, бесконечная галактика с россыпью звезд и едва заметной планетой-зрачком — отражали не ужас мучений его жертв, а наслаждение их болью. Методика убийства, алгоритм, даже искусство. Радость и упоение. Обычно невозмутимый и отрешённый Грэхам казался палачом, обожающим свою работу. Наверное, впервые за всё время я увидела брешь в его защите — и сквозь неё проступил жестокий и беспринципный стязатель. Я даже интуитивно посторонилась, испугавшись, что меня ждёт та же участь, что и Ренуарда.
— Что с тобой происходит? — спросила я прямо.
— Кровавая магия, — усмехнулся он, схватил мои пальчики и поцеловал. — Я как раз был в подземельях, когда мне сообщили, что вы с молодым Батором направляетесь в библиотеку, — кажется, ему стоило усилий не сжать до хруста мою ладонь. — Не смог сдержаться.
— Мы ничего такого… — попыталась вывернуться я, но сразу же передумала.
В конце концов, я была ни в чём не виновата. И Ренуард не виноват. Почти. Но кровавый маг повёл себя, будто перед ним — предатель Квертинда, а не слишком самоуверенный юнец из правящей семьи. Грэхам Арган — экзарх стязателей, и обязан контролировать последствия ритуалов Толмунда так же, как я контролирую прорицания.
— Тебе следует извиниться перед Его Сиятельством, — уже спокойнее посоветовала я. — Уверена, он войдёт в положение и охотно примет вежливые разъяснения. Преторий — не поля боя и не место для пыток. Любой вопрос можно решить цивилизованно.
— Будешь учить меня решать мужские вопросы? — Грэхам подошёл вплотную, навис сверху.
— Ты пугаешь меня, — честно высказала я, ощущая лопатками холодный мрамор.
Бессилие жертвы перед кровавой магией старше Древних Волхвов и самого Квертинда. Это не побороть, не смолчать, не удержать в груди, это то, что наполняет лёгкие беззвучно, без логики. Противоестественно для человека, но разве стязатели оставались людьми после всех тех пыток, что они причиняли? Они — клинки Квертинда с гербами на эфесе. И страх перед ними — такой же символ, как бордовые перчатки, чёрные маски и алые лацканы. Надо мной стоял не мужчина, что входил в двери моего дома с ветками орхидей, но кровавый маг, что иссушал тела и ломал кости взглядом. Грэхам зажмурился, потёр переносицу и нехотя заговорил:
— Сегодня мне пришлось судить одного стязателя. Того, кого я считал другом и товарищем. Кто однажды спас мне жизнь в бою, — он поскреб ногтем золотую корону на лацкане плаща, который всё ещё был на мне. Только сейчас я заметила тёмное пятнышко крови и тихо застонала. — Ложа признала его виновным и казнила согласно уставу.
— Ох, Грэхам, — я пригладила его жёсткие волосы.
— Мне не нужна твоя жалость, Ванда, — отстранился он. — Десять минут назад я вернулся из подземелья, а через пятнадцать должен отбыть в Пеулс. Так что эта встреча будет короткой, но хочу, чтобы ты узнала и поняла кое-что.
— Так скоро? — расстроилась я.
Вопрос прозвучал эгоистично и мелочно, но… Целых три долгих недели я ждала его возвращения в столицу, чтобы выяснить, что у нас есть только пятнадцать минут на короткое свидание в гулких коридорах? Хотелось так много рассказать, прогуляться вдоль осиновых аллей, как бывало, или поиграть в шашки… Или стянуть его перчатки и чертить пальцами дорожки-вены, называя каждую по имени… Ощущать на себе его пристальный взгляд, превращающий меня в томную красавицу, вытягивающий тело в один бледный чуткий нерв… Неужели новая отстрочка?
— Возможно, я неважный кавалер, — продолжил Грэхам, не уловивший моей чувственности. — Был не учтив и слишком резок, но сказал правду: у меня действительно нет времени на светские игры и ужимки. Я в первую очередь стязатель. Стязателей не учат сопернечеству за внимание дамы на бальных паркетах. Их учат убивать. И если ты не знала — ложу набирают не из детей аристократов, как это принято в магических академиях. В отличие от тиалей, бордовые перчатки носят не только сливки квертиндской знати, а иногда вполне себе отбросы общества.
— Ты не такой, — замотала я головой, переплетая свои пальцы с его.
Замша перчатки жёсткая, и только от самой ладони исходило тепло.
— Я как раз такой, — с нажимом проговорил Грэхам, не позволяя стащить перчатку. — Вырос в Фурловке — ты наверняка слышала о криминальной подворотне Лангсорда. Тогда ещё экзарх Блайт вытащил меня из такой грязи, о которой ты, надеюсь, никогда не будешь иметь представления.
— Ты был преступником? — я положила руки ему на плечи, противясь страху внутри.
— Это уже не важно и далеко в прошлом, — в коридоре послышались шаги работников консульства, и Грэхам отстранился. Я заметила, что это стоило ему усилий. — Главное, что теперь у меня есть должность экзарха, верность Квертинду и Кирмосу лин де Блайту лично. Это те ценности, которые останутся первостепенными до самой смерти.
— Экзарх Арган, — склонились проходящие мимо мужчины с весами консульства на одеждах. — Госпожа Ностра.
