Дальше я почти ничего не понимала. В комнате загорелся свет. Тёплые руки обхватили меня за плечи и оттащили в сторону от двери. Несколько человек сгрудились над лежащим на полу Дином.
– Всё-всё, – прозвучал в моей голове смутно знакомый мужской голос, вызывая волну холодных мурашек. – Сейчас приведут доктора. Всё будет хорошо. Всё хорошо.
– Я говорила тебе! – теперь уже женский голос. Истеричный, надрывный. – Говорила тебе не приближаться к нему! Говорила!
Медленно, словно под действием успокоительных трав, я подняла голову и обнаружила перед собой тычащую в меня пальцем Мику. Почему-то её лицо вытянулось, скулы казались неестественно широкими, и глаза...
– Как ящерица, – вырвалось у меня. Сфокусировала взгляд – и видение пропало.
– Говорила же, не смей приближаться к нему! Я тебя... я тебя!.. Да ты жить больше в училище не сможешь!..
– Вы же расстались, – с какой-то медлительностью ответила я.
– У нас был уговор, – зашипела Мика, приблизившись ко мне. – И ты его нарушила. А потому ты соберёшь свои вещи и уедешь обратно в ту дыру, из которой вылезла.
Меня пробил такой озноб, что, казалось, волосы на руках встали дыбом, а зубы чуть стукнули друг об друга.
Действительно, что я здесь делаю? Нет, магия мне не по силам. Вот ведьмоство – да... а магия...
– Прекрати, – жёстко сказала обнимающая меня за плечи Оле. – Вы расстались, и это уже не твоё дело.
– Ещё как моё, – выдавила Мика, с таким нажимом глядя в глаза Олеши, что мне стало не по себе. Но моя соседка встала и, поравнявшись с Микой, ответила ей тем же взглядом.
– Проверим?
– Я его тянула целый год. А она пообщалась с ним несколько минут – и что же?
– Не. Твоё. Дело.
Мика так сильно сжала зубы, что челюсти её побелели. Несколько секунд девчонки стояли неподвижно, уставившись друг на друга, после чего поисковичка резко развернулась и скрылась за дверью. Оле знаком попросила меня подождать её, и тоже ушла.
Я же закрыла ладонями лицо, несколько секунд собираясь с мыслями, потом перевела дыхание, встала и направилась к Дину. Среди присутствующих нашёлся один медик, и он уже начал что-то предпринимать. За врачом послали. А я... я должна быть рядом.
Если не я, то кто?
***
– Стой! – крикнул Гард, догоняя Мику. Она спешно уходила вдоль безлюдной улицы, на ходу завязывая шнурок плаща на шее.
Останавливаться она не собиралась. Даже не обернулась. Но Гард был в таком бешенстве, что, подбежав к ней, с силой дёрнул девушку за плечо. Та развернулась, глядя на него с не меньшей злостью. По щекам текли крупные слёзы.
– Чего тебе? – с вызовом крикнула Мика, не думая даже вытереть раскрасневшееся лицо. Только шмыгнула носом.
– Ты издеваешься? – Гард мельком огляделся и, не обнаружив никого поблизости, оттащил её к большому раскидистому дереву. – Это, по-твоему, нормально, да? В Садах за такое на полгода бы в шахты отправили!
– Здесь не Сады, – прошипела она ему в лицо. – Миром правят сильнейшие, слышала?
– Это самодурство называется. И нарушение закона о воздействии.
– Здесь такого закона нет.
– Что же, здесь есть я. И я буду твоим законом.
– Ты откуда такая правильная взялась вообще? – фыркнула Мика, и Гард ощутил сильнейший ледяной поток, смывающий, словно волна, иллюзию.
Сопротивляться он не стал. Зачем? Тратить силы. После ментального поединка и без того всё было понятно.
– Ты... – опешила девушка и отпрянула на шаг назад. – Серьёзно?
Она нервно усмехнулась, подняла глаза к небу, снова осмотрела Гарда и расхохоталась.
– Прости, – сказала она, отсмеявшись. – Нет, я чувствовала, что что-то не так, но чтоб настолько! Ох, Глад Великий! Чёрт возьми, ты же в женской общаге живёшь...
И она снова расхохоталась.
– Тише, – шикнул Гард, осматриваясь по сторонам. – Услышат же.
– Да, да, – закивала Мика, переводя дыхание. – Не будем будить соседей. Тебя как зовут-то? В смысле, по-настоящему.
– Гард.
– Род?
– Ума.
– Ума?.. – Мика сощурилась. – Что-то знакомое... Почему-то ладошка вспоминается.
Гард усмехнулся:
– Да, ладошка. Длань Торуса, если точнее.
– Точно! Я вспомнила! Это был род учителей! Папа рассказывал, что в его школе чуть ли не все учителя были из побочных веток Ума. А ты из основной получается?
– Получается, что так, – вздохнул Гард, поднимая взгляд к полной, почти белой луне. – Вот как раз должен был вступить в наследство.
– Так и чего ты тут делаешь? Стал бы предводителем рода, катался бы, как сыр в масле, а не прятался среди человеков под юбкой. Я-то ладно, меня сюда привезли ещё в детстве, кому я там нужна? А ты теперь предатель родины.
– Я с рождения предатель родины, – грустно усмехнулся Гард.
Мика уставилась на него немигающим взглядом. Несколько секунд оба стояли неподвижно.
Наконец, она шумно вдохнула и поёжилась:
– Не повезло. А отказаться от наследства?
– Думаешь, если б я мог, не отказался бы?
– Ты последний?
– Последний.
– А родные в курсе? Ну... которые по матери. То есть, не по матери, а...
– Нет. Думаю, они даже не предполагали.
– Встрял.
Гард беззвучно рассмеялся, но лицо его не выражало радости. Так странно было снять иллюзию, но остаться в платье. Так странно было рассказать кому-то о том, кто ты есть.
– Слушай, – сказала Мика, попытавшись заглянуть ему в лицо. – А зачем этот маскарад? Ну, глаза поправить, уши, скулы – это понятно, здесь все стараются выглядеть по-человечески. Но вот это вот бабское?.. Тебе самому-то не мерзко?
Он прикрыл глаза и вновь наложил на себя иллюзию. Только теперь совсем другого толка: оставив родное лицо, он заменил платье на привычный мужской наряд, принятый среди гладиров, и, вынув ворота платья шнурок, подвязал высокий хвост, обнажив давно не бритые, но всё ещё короткие виски.
– Привык, – сказал он, закончив преображение. – Так лучше?
Мика разулыбалась.
– Значительно! Я такую одежду, наверное, только пару раз на праздниках видела. И то – как костюмы. Эх, вот бы побывать в Садах!.. Слушай, становись уже нормальным парнем, а? Всё равно в училище тебе никто не грозит. Видел, сколько там наших?
Гард задумчиво кивнул и, накинув капюшон, сильнее закутался в плащ. Становилось холодно.
– Честно говоря, удивился. Насчёт тебя подозревал: телосложение типичное, лёгкое ощущение воздействия. Но чтобы столько... И удивительно много полукровок ко всему прочему. Откуда они только взялись? Ладно беженцы – это-то понятно. И что же, не страшно им жить среди человеков? Ведь сожгут, если узнают...
