а что делать? Командир должен быть при войске… Как вы себя чувствуете, дружище?
— Неплохо. Неплохо для того, чтобы, как вы сказали, отправиться к войску. Ну-ка, ребята, помогите встать!
— Что вы, что вы! В таком состоянии! Вам бы отлежаться… Ведь всё равно поле битвы осталось за нами. Куда вы так стремитесь?
— На старую соборную площадь, господин генерал. Всего лишь на старую соборную площадь…
3
В это время защитники дома получили передышку. То ли келлангийцы и ополченцы не желали жертвовать жизни на штурм заведомо бесполезной для них деревянной цитадели, то ли решали, что следует делать в связи с начавшимся штурмом.
Гурук, Норт и пятеро солдат попытались открыть боковые ворота в соборной ограде, но им мешал крепкий засов с той стороны.
О том, чтобы перебраться через ограду или ворота сверху не могло быть речи — это пространство простреливалось из соседних домов, в чём сразу убедился один из драгун. Его тело, пронзенное четырьмя пулями, грузно перевалилось и упало за ограду.
За воротами довольно гоготали "стадники".
— Скоты! — скрипел зубами Гурук. — Доберёмся и до вас, погодите…
— Господин лейтенант! — позвал его один из солдат.
За углом дома, буквально в нескольких шагах, лежало толстое осиновое бревно — идеальный таран.
Трое драгун, внезапно выскочив на площадь, открыли бешеный огонь по окнам. В то же время, трое остальных, как лёгкое поленце, подхватили осиновый ствол и утащили бревно за спасительный угол. Эта бесшабашная вылазка стоила жизни ещё одному из солдат…
— Ээ! Раз!.. Ээ! Два!! — командовал, размахивая тесаком, Гурук.
Засов не поддавался.
Удары бревна о соборные ворота доносились до тех, кто всё ещё был заключен внутри дома. Всё заложники, пятьдесят человек, укрывались от пуль на втором этаже — здесь было безопаснее.
Тинч беседовал с Таргреком.
Отшельник опирался на длинное крепостное ружье, что захватил в арсенале вместо куцего кавалерийского карабина, который в его руках показался бы не более как детской хлопушкой.
— Таргрек, ты всё знаешь, — сказал Тинч. — Скажи, они… успеют к нам на помощь?
— Я ничего не знаю, Тинчи, — ответил Отшельник.
— Ну… ты же читал эти самые… хроники?
— Я могу сказать только то, чего не будет, — отвечал Таргрек. — Чего теперь не будет… Например, не будет военного похода вдогонку за генералом Хорбеном и его отрядом…
— Почему?
— Потому что ты убил генерала Хорбена. Он со всею свитой сгорел в твоём доме, о великий маг…
— Мой… наш дом сгорел?
— Далее, теперь ты не увидишь, как пляшет и поет Айхо под аккомпанемент гитары или чингаросса Пиро… ты согласен с этим? Теперь твой отец проживёт намного дольше и его минует пуля, выпущенная колчеруким служителем церкви Святого Икавуша… Боюсь, что и показать тебе, как устроен "Тхакур" у меня тоже не получится…
— Я должен говорить кратко, — продолжал Отшельник. — У меня осталось мало времени. Я должен спасти… многих, хотя, наверное, главное — спасти себя. Меня ждёт моя Геро. Запомни на прощанье… Богу нестерпимы наши подачки, наши жертвы, это для него всё равно как если бы тебе вернули подарок, что ты долго выбирал. Богу нестерпима ложь. Богу нестерпима трусость. Для Бога нестерпимо, когда мы кривим душой. Будь крепок духом, потому что сила духа и горячее желание выразить себя — это именно то, чего от нас ожидают Свыше. Пойми. Бог — Он, в сущности, как ребёнок, который учится говорить. Мы — слова его речи…
— Что бы там ни было, Тинчи, самое главное ты знаешь — это не вешать носа. Пусть эта жизнь — одна из многих, и тебя порой так и подмывает искушение дать слабинку, дескать — потом, в жизни последующей всё исправлю. Оно, может быть, и так. Но учти, что именно этой жизни у тебя больше не будет. Каждую из своих жизней ты пишешь набело, у неё нет и не может быть черновиков. Если ты понял меня — хорошо. Если не понял — я уверен, что когда-нибудь поймёшь. Есть вещи, которые понимаешь не сразу. И лучше бы, конечно, раньше, чем позже…
— Таргрек! — послышался встревоженный голос Терри. — Где ты, Таргрек?!
— Становись художником, Тинчи, — крикнул Отшельник, закидывая на плечо ружьё. — Исполни мою мечту, ты должен, понял?
— Таргрек! Там без тебя не обойтись, пойдём, скорее!
4
Чёрные, закопчёные пожаром стены своего дома Маркон увидел издалека. Одинокий скорпион по-прежнему поскрипывал на оси шпиля.
"Трабт ансалгт".
Даурадес оставил коня и прошёл в безлюдный двор. Сквозь решётки окон поблескивали обугленные стены. Лучи солнца пробивались через провалившуюся крышу и рухнувшие, угольно-черные балки второго этажа. Но сложенные из обломков морского камня внешние стены дома оставались целы. И дом ещё можно было восстановить…
— Даура! — окликнули со стороны улицы.
Конный отряд Донанта, числом до сотни сабель, остановился у ворот. Рыжеволосый командир, сдвинув на затылок шлем, злобно и весело скалясь, смотрел на Даурадеса.
— Ждем твоих приказов, генерал! — гаркнул он.
Даурадес поднялся в седло и подобрал поводья. Оглядел отряд.
— Что ж, господа! Вперёд!
Эскадрон, увеличивая скорость под горку, с цоканьем пошёл по мостовой Коугчара. Встретившийся по дороге отряд "стадников" при их появлении брызнул в разные стороны, мелькнули и пропали балахоны. Через несколько кварталов эскадрон встретили прямым огнем. Донант, ехавший стремя в стремя с Даурадесом, всхлипнул, обеими руками схватился за лицо. Из-под его пальцев струилась кровь. Тотчас же двое кавалеристов подхватили командира под руки, остальные ещё ближе придвинулись к генералу.
Маркон выхватил "бодариск".
— Даннхар!
— Даннхар! Даннхар! Даннхар!..
5
— Благословите, святой отец! — воскликнул капитан Деннес.
Три новейших безоткатных пушечки стояли в центре Лошадиной улицы стволами в сторону площади. У ног деловито покручивавших колесики артиллеристов то и дело разбивались пули, пущенные из дома. Как и предполагал Деннес, карабины тагркоссцев обладали слишком малой прицельной дальностью.
Монашек, приосанившись, благословил подожженный келлангийцем фитиль.
— Да будет совершена жертва сия! — произнёс он торжественно. — Да вознесутся в небо души, очищенные огнем священным, ибо… Ибо…
Но он не сумел закончить фразы, потому что как раз в это время там, в окне деревянного дома, Таргрек не спеша прицелился и нажал на спусковой курок длинноствольного ружья.
Этот выстрел почти не был слышен в общем грохоте перестрелки. Пуля ударила капитана Деннеса прямо в лоб и он, так и не закрыв изумленных глаз, повалился навзничь, сжимая фитиль в кулаке.
— Позвольте, святой отец! — шагнул вперед один из солдат. И тоже, как подкошенный, рухнул на мостовую.
— Изыди! Изыди! Диавол! — попятился монашек. Пуля скользнула мимо его щеки. Предпочитая не испытывать судьбу, святой отец пустился наутёк,
