и он отлично понимает, что от меня в вашем кресле толку мало. А вы себя повели как дурак, вот честное слово!
— Простите! — Йенсен напрягся всем телом, сжав руки в кулаки и не скрывая возмущения. Как вообще это существо смеет называть его, Представителя, дураком!
— Прощаю. Вы так вцепились в свое место, что не смогли трезво подумать, какой толк будет от меня.
— Вот это я как раз хорошо оценил.
— Тогда тем более. Люди, человечество! Куда вы растеряли дипломатические качества? Что нам мешало сесть за этот красивый стол и просто поговорить? Зачем вы сразу стали оскорблять и набрасываться?
Йенсен медленно вернулся в кресло, подозрительно глядя прямо в глаза девушки. Она же сидела расслаблено и с легкой улыбкой.
— Вы, госпожа Серкова, вообще представляете чем занимается представитель планеты Земля? Вы понимаете, сколько процессов мне необходимо контролировать, чтобы исполнять обязательства по договорам с Альянсом?
— Конечно же нет. — Алина искренне улыбнулась, глядя в суровые глаза собеседника. — Я и не хочу понимать. Йенсен, есть же изящное решение — сделайте меня почетным представителем, нарисуйте табличку на самом дальнем кабинете и отпустите на Лиин. Инг будет доволен. Сто лет, друг мой, сто лет. На этой планете не осталось ничего, что я могла бы назвать своим домом. Разве что памятник на кладбище.
— То есть, вы официально заявляете, что отказывайтесь от поста представителя? — В глазах Йенсена появился победный огонек.
— Да поговорите вы со мной, как человек, умоляю.
Желание девушки было искренним. Врачи на Эо, послы и помощники на Лиине, даже встреча на Земле, носили исключительно официальных характер. Словно каждое слово записывается для истории. Алине хотелось кричать, что она ни черта не понимает и не знает, что надо делать. Кричать о помощи, о тепле человеческого голоса. Она больше всего хотела, чтобы подошла Марина, звонко рассмеялась и кинула на стол папку с очередным набором потенциальных любовников. Чтобы Анжела ворчала из-за встреч и чтобы грозный Мэй снова пугал сотрудников отелей одним своим видом. Хотела как раньше — просто, весело и ни черта непонятно к чему все это приведет.
Йенсен, словно читая мысли, приказал толпе помощников уйти из кабинета. Перечить ему не решился никто. Когда дверь за последним человеком закрылась, он облокотился локтями на стол и после долгого молчания, повисшего в кабинете тяжелой пеленой, тихо произнес:
— Алина, мне самому страшно.
— Вам-то чего бояться?
— Что мы облажаемся и нарушим договоренности. У Альянса все просто — не можешь выполнять свои обязательства, значит не получишь заказов. Нет заказов — нет денег расплачиваться за технологии, обучение землян в хороших институтах Эо и дальше по цепочке. Я каждое утро просыпаюсь в холодном поту, потому что каждый рабочий день начинается с какой-нибудь глобальной проблемы. Там сгорел урожай, тут бастуют рабочие, там от меня что-то хотят главы объединенных государств, тут надо отмазать сыночка какого-то богача, который попался на контрабанде на Глисаде. А это даже не в моей компетенции. Каждый чертов день одно и то же. Но мы, представители, готовимся к этой роли с юности. Сейчас мне в затылок дышат двое молодых и борзых землянина, один из которых получит это кресло после меня. Они знают, с чем будут иметь дело, а вы нет. Я не могу противиться приказу главы Альянса, но больше всего на свете боюсь того, что наши внутренние проблемы дойдут до Лиина. И я очень рад, что мы с вами понимаем друг друга.
— Я вам свою позицию объяснила. Не понимаю, чего вы еще боитесь? Я сюда не вас смещать прилетела, а дом посмотреть. Вот только от дома ничего не осталось. Все превратилось в прах. Знаете, однажды Инг мне сказал, что лиинцы очень грустят по ушедшим друзьям, ибо никто не живет так долго, как они. Чтобы хоть как-то избавиться от страданий, они становятся холодны и отстраненны. Что долгая жизнь — эта мука. Я тогда еще рассмеялась, мол, да кто ж откажется от такой долгой жизни?
— Это точно, — усмехнулся Йенсен, словно сам об этом думал, — от такого дара только дурак откажется.
— Нет, это не дар. Это проклятие. Во всяком случае для человека. Я больше не обниму свою сестру, не попью с ней пива, не посмеюсь с моими помощниками над какой-нибудь очередной дурацкой шуткой. Не увижу те пейзажи, что остались в памяти. Прямо сейчас перед вами сидит самый одинокий человек во вселенной, у которого не осталось ничего. Знаю, можно поднатужиться и начать все сначала, но найду ли я место в этом мире?
— Мне жаль это слышать. — В голосе Йенсена было неподдельное сочувствие. — Я не знаю, чем могу вам помочь. Если решитесь, как вы говорите, поднатужится, то я гарантирую вам хорошее место в представительстве, дом и деньги. Все корабли планеты будут в вашем распоряжении. Но душевные раны я вам не залечу.
— Об исцелении я вас не прошу. Но сейчас я стою на перепутье — попытаться жить заново или вернуться на Лиин и прожить остаток дней там.
— На Лиине? — Лицо Йенсена вытянулось, словно Алина сказала что-то ужасное. — Если только в посольстве. Я могу попробовать это организовать. Правда по правилам Альянса там штат меняется раз в десять земных лет. Но, думаю, можно потом на Эо полететь…
— Мне не нужно посольство, я могу жить в доме Инга.
— Это как? — Йенсен смотрел на собеседницу, как на безумную. — У них никто из иноземцев не живет. Только изредка приглашают на встречи. Ваша с послом была первой за последние двадцать лет. Или же слухи о том, что у господина Инга вы были любимицей-землянкой вовсе и не слухи и вам открыты те двери, что закрыты абсолютно для всех?
Алина хитро посмотрела на Йенсена, безумно желая поделиться с ним недавним открытием:
— Что вы знаете о первом орбитальном порту Соната?
— Что это наш первый порт, за который мы в дальнейшем расплатились сполна.
— И его вам дали лиинцы, верно? Уже потом вы заказывали порты, имея деньги, чтобы сразу за них расплатиться. — Йенсен кивнул. — Как думаете, что значит его название?
— Я не совсем понимаю, о чем вы. — Стушевался мужчина, снова покрываясь пятнами. На этот раз от волнения. Представитель же должен знать все об истории взаимоотношений с Альянсом, но он никогда не задумывался, почему первый порт называется именно так. Звезда и звезда. Вроде как-то так с общего языка переводится.
— Я не осуждаю, никто не знает. На общем языке это означает падающая звезда. Милое название, вроде и порту
