Книга Танцующий в темноте - Т. Л. Мартин

Затем были плакаты, цветы, павлиньи перья и другие подношения, украшающие стволы деревьев и заброшенные здания по всем штатам. Некоторые из них молятся, чтобы их дара было достаточно, чтобы уберечь близких. Другие благодарят Призрак Миши за защиту их и их детей. Затем были те, кто анонимно хвалит Мишу за их ‘блестящее’ и ‘превосходящее’ искусство. Меня тошнит каждый раз, когда я замечаю последнее. Я просто благодарна, что Адаму не нужно это видеть.

Бывают дни, когда он уходит, как сегодня, когда солнце прячется, а я рядом с ним. Но каждый день — это путешествие для нас обоих, медленный и интимный танец. Я наслаждаюсь каждым пьянящим шагом, который мы делаем вместе.

Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на мужчину, идущего рядом со мной. Его шаги длинные, челюсть сжата, а напряженный взгляд устремлен прямо перед собой. Рукава рубашки подвернуты, обнажая выпирающие сухожилия на предплечьях. Волосы влажные, растрепанные и падают на глаза.

Призрак Миши.

Он показывает мне эту свою сторону каждую минуту каждого дня, намеренно или нет. Она живет в тенях под его глазами. В электричестве, которое пронзает меня, когда его пальцы касаются моих. То, как он обхватывает своими большими руками мои маленькие, когда я держу его нож. Каждое действие вдыхает жизнь в самые темные и яркие части меня.

Мои ноги останавливаются, и я задерживаю дыхание, когда мы достигаем потертого забора из штакетника.

Это сад.

Приходи в мой сад.

Острая боль пронзает грудь.

Я знаю это место так же хорошо, как знаю ее песню. Но нелегко разобраться в разрозненных образах в моем сознании.

Я обвожу взглядом все вокруг, опираясь рукой на расщепленное дерево забора, чтобы мои ватные ноги не подкосились. Я чувствую это по тому, как солнечные лучи согревали кожу, когда я сидела прямо там, в пределах досягаемости от того места, где я сейчас стою. Я бывала одна часами, иногда дольше, пока Катерина исчезала в глубине сада. Однажды, когда она вернулась за мной, она сидела на клумбе с розами и обнимала меня. Ее голубые глаза сияли, отражая ту любовь, которой я позже жаждала от мамы. Затем Катерина запела. Я погрузилась в нее, и она погладила меня по щеке, оставляя гладкие красные пятна на моем лице, в моих волосах. Я видела это краем глаза, безжизненное тело, возможно, в пяти метрах позади нее, но я была слишком занята, впитывая любое внимание, которое могла привлечь, чтобы попытаться разобраться или попытаться понять.

Как отвратительно, что сад, скрывающий годы мучений, больше похож на дом, чем когда-либо был мамин дом. Хотя он выглядит иначе, чем я помню. Старый друг, история о привидениях детства и совершенно незнакомый человек — все в одном флаконе.

Больше нет ярких цветов, танцующих на ветру. Нет бабочек, которые сверкали бы на солнце, наблюдая, как я прихожу и ухожу. Теперь каменная дорожка, по которой я ходила, когда она водила меня в коттедж купаться, зарастает сорняками. Толстые лианы взбираются по стенам коттеджа в центре сада. Густые кусты переходят друг в друга. И свалены в кучу забытый мусор, куски дерева и сломанные трубы.

Это место такое же мертвое и такое же живое, как моя мать.

— Ты можешь передумать.

Адам засовывает руки в карманы, глядя на меня сверху вниз прищуренными глазами. Капли дождя стекают по его оливковой коже, от подбородка к шее, и исчезают под расстегнутым воротником.

— Все, что тебе нужно сделать, — тихо говорит он, — это уйти.

Дыхание прерывается, и я отступаю на шаг назад.

В этот миг я вижу его так ясно. Слишком ясно. Мальчик, которого я когда-то знала. Он прямо здесь, в нескольких сантиметрах от моего лица, и, боже, я не могу этого сделать. Я не могу смириться с неожиданным чувством вины, нахлынувшим на меня.

— Ты тоже можешь, — шепчу я, ком застревает у меня в горле, когда я отрываю от него взгляд. — Ты можешь уйти.

Он был частью меня так долго, еще до того, как я даже узнала, что он есть. Невыносимо думать о том, что пребывание здесь — видеть меня здесь — делает с ним. Я дочь женщины, которая лишила его жизни, не пошевелив и пальцем. Ее клон. Ее ученица до того, как я узнала, что такое ученица.

Это факты.

Что-то, что мужчина передо мной, должно быть, осознает в этот момент больше, чем когда-либо прежде.

С дальних деревьев доносится птичий свист. Капли дождя барабанят по листьям. И ветка хрустит, когда он делает шаг ко мне.

Я ахаю, когда его большой палец проскальзывает в петлю ремня моих джинсов, и он тянет меня вперед, так что я прижимаюсь к его груди. Его пальцы касаются нижней части челюсти, и моя голова приподнимается, чтобы я встретилась с его глазами.

— Куда идешь ты, — бормочет он грубым голосом, — иду и я.

Его нос касается моего, и мои глаза закрываются.

— Ты понимаешь?

Я киваю, вода стекает у меня под ресницами, когда я встречаю его взгляд. Я не знаю, когда я стала такой огромной плаксой, но это чертовски раздражает.

— Да.

— Хорошо. Все, что тебе нужно сделать, — повторяет он, — это уйти.

Он приподнимает подбородок, изучая мое лицо.

— Это то, чего ты хочешь?

— Нет.

У меня вырывается неровный вздох. Я качаю головой.

— Я не могу. Я должна это сделать. Я хочу этого. А ты нет?

Мускул на его челюсти напрягается, и он едва заметно кивает.

— Пойдем.

Он ждет, пока я сделаю первый шаг, затем его рука ложится мне на талию, и он следует туда, куда я веду. Сад тянет мои ноги вперед, заманивая меня в единственное место, которое, как он знает, нам нужно. Единственное место, которому мы когда-то принадлежали.

Вскоре серебро просвечивает сквозь опавшие листья и неухоженный кустарник. Я смотрю на Адама, и он уже перелезает через потайную дверь, встроенную в землю. Он достает ключи, наши ключи, и прищуривается, глядя на висячий замок.

Недвижимость была выставлена на продажу по смехотворно низкой цене. После убийства Мерфи и слухов о его связи с Мишей, которые до сих пор циркулируют, никто не заинтересовался ею.

То есть до нас.

Ну, технически, до Эмми и Лукаса Миллера, благодаря Феликсу.

Но те ключи от коттеджей, а не от бункера, который так и не был раскрыт. Адам бросает их мне и проверяет другой карман, вытаскивая шайбу, которую он сделал из банки, когда мы парковали