испытывал так мало эмоций в этот период, как будто скульптура Джулиана лишала и его жизни, как будто они вместе увядали, и Райан был уверен в том, что Джулиан, который так пытался навязать сам себе счастье своей примитивной жизнью, испытывал сейчас схожее моральное разложение и упадок. Это была плата за бездействие, за то, что они посмели затянуть этот процесс, когда цель была чётко сформулирована. Но возможно именно это бездействие и было той самой передышкой перед финишной прямой, хотя никто из них и не осознавал её необходимость. Но это уже не имело значения, имело значение только сохранить веру, удержать идею.
Новая выставка Жана Ланже произвела фурор, это несомненно, но никто и не ожидал от него другого, их успешный тандем доказал вновь, насколько они схожи друг с другом, и насколько их мнение о том, каким должно быть настоящее искусство точно совпадает. Всё шло естественным путём, и ажиотаж, и повышенный интерес, и скандальные изречения были абсолютной нормой для этого события. Он знал, как важны на данный момент эти скульптуры для Жана, но для него они были далёким символом чего-то утерянного. Но его Джулиан поможет отыскать это утерянное, и тогда вернётся гармония, и Райан всё вспомнит, и Райан всё поймёт. А пока он с радостью встречал гостей, беседовал с посетителями, принимал поздравления и отвечал на вопросы. Всё шло как обычно, он никуда не торопился, он не нервничал, он не заглядывал вперёд. Но когда он уже собирался вместе с Жаном приступить к обязанностям торжественного открытия, тут он его и заметил.
Энергия Джулиана впилась в него тысячами молний, боже мой, он узнал её, это и была та искра, что оживляла его скульптуру, как ему не хватало этого для полноценного существования! Смерть вдруг отошла в сторонку, цветы в его душе распускались, врата ада захлопывались, демоны падали назад в свои могилы, мир засиял яркими красками. Они не могли долго отпустить друг друга взглядами, это было то самое узнавание, та самая гармония, которая ломала все барьеры и препятствия, концентрируясь на одном только желании – я пойду за тобой хоть на край света. Джулиан изменился, что-то в нём как будто было сломано, но после того, как их взгляды узнали и приняли друг друга, вся его вымученная пустота рассасывалась, и его внутренний магазин явно принимал новые эксклюзивные товары и подписывал миллионные сделки. Им обоим было тяжело в этот период, но этот период стал для них необходимым опытом, это было их последнее испытание, они прошли все тесты и не потеряли веры. Они были созданы лишь для этого момента, познать вместе вечность, остановить гниение, сохранить навечно гармонию, пробив свой путь к экзальтации, к высшему познанию всего.
Всё остальное уже было не так и важно. Они так и не заговорили за весь вечер, но их глаза постоянно имели контакт, они улавливали тот узнаваемый огонь единения, и никакие слова, никакие прикосновения не были нужны. Было странно бродить по выставочному залу со скульптурами Ланже, которые стояли стройными рядами и показывали красоту уродства в разной степени разложения. И Джулиан бродил по другому концу зала, и его живительная искра озаряла лики этих живых мертвецов, которых он когда-то освещал. Они как будто узнавали его, преклонялись перед своим творцом, сливались в неестественной гармонии, принимая и жизнь и смерть как дар свыше, как необходимость своей целостности. Это был сад между раем и адом, это был пир, где и ангелы и демоны сосуществовали в гармонии друг с другом, это был завершённый сам в себе мир, в котором не было ни одной лишней детали. Они шли по разным дорожкам с Джулианом, но сердца их стучали в унисон, души их пели в предвкушении вечного счастья. Всё начиналось со скульптур Жана Ланже, всё ими и закончится. Райан сейчас навсегда попрощался с тем миром, который он знал, впереди была целая вечность.
37
Когда Джулиан вернулся домой после открытия выставочного зала с работами Ланже, он знал, что надо делать. Не нужно было ничего ждать, не нужно было ничему противиться, всё шло плавно и правильно, почему нужно снова что-то откладывать? Джулиан и так слишком многое пропустил, утонув в серости существования, этот опыт опустошил его, но сегодняшняя надежда вновь раскрыла ему глаза, крылья манили его, он научится летать, он познает вечность. И почему бы не сегодня? Чего ещё ему было ждать в этом своём просвещённом состоянии? Райан его ждал, мраморный двойник был готов принять его в свои объятья для полного слияния, и теперь он ничего не оставит для себя, всё отдаст мраморному отражению, и всё примет от него. Только так можно добиться единения, только так позволительно заглянуть за врата жизни и смерти, находясь в теле. Он не знал, каким он вернётся сегодня назад, и вернётся ли вообще, но он знал одно, это будет его преображение, его дорога в вечность, и только Райан знал, как это осуществить. Джулиан созрел, мрамор его манил.
В квартире горел свет, Майкл уже лёг спать, а Джулиан всё стоял в прихожей и наблюдал за своим внешним преображением, он сиял в предвкушении болезненного экстаза и сладострастной агонии. Он знал, как сейчас важно его принятие крайностей, его подход жить на полной мощности, он вбирал в себя весь накопленный опыт из чувств и эмоций и ощущал, что это практически невозможно в себе удержать. Он был почти целостным, для человека он сейчас излучал что-то воистину священное, но ему было мало оставаться в рамках человеческой жизни, ему было мало принимать в себя все земные радости. Это был пик его телесной красоты, и никогда она уже не будет такой ангельской, такой исключительной, такой гармоничной, но сейчас ещё он был человеком, и ему было тесно в этом телесном коконе, запрограммированном на старение и истлевание.
Напоследок он заглянул в их с Майклом спальню, и хотя они сейчас в основном жили в доме в Ист-Хэмптоне, эта спальня была такой уютной, такой интимной, он всегда здесь находил утешение и набирался сил, это был их маленький рай на двоих. На Джулиана нахлынула меланхолия, он уже тосковал по этому месту, понимая, что уже не принадлежит ему. Майкл был хорошим человеком, но слишком принадлежащим этому месту, этой стране, этой планете, не с ним он сможет покорить вечность, не с ним. Но благодарность за прекрасные годы нахлынула на него, и он сел на постели
